— Палка! — повторил старик. — Зачем мне палка? Мне нужна шпага. О Сид, о Сид Кампеадор! Видишь, как все изменилось с тех пор, как ты отдал душу, свою великую душу богу. В твои времена сыны мстили за оскорбления, нанесенные их отцам чужими, ныне же, напротив, чужие мстят за оскорбление, нанесенное отцам сыновьями.
Потом, обратившись к молодому человеку, подавшему ему палку, проговорил:
— Да, подайте мне ее, за оскорбление, нанесенное рукою, должно мстить палкой.., этой самой палкой я и отомщу тебе, дон Фернандо… Но это только самообольщение! Как я смогу отомстить за себя ударом палки, ведь она мне служит не для защиты, а для опоры! Да как же я смогу отомстить за себя, ведь не догнать мне того, кого я преследую, только по земле я смогу ударить палкой. Пусть при этом она молвит:
«Земля, земля, разверзнись, дай старику, моему хозяину, войти в могилу!»
— Сеньор! Сеньор! Успокойтесь, — перебил кто-то, — вот ваша супруга донья Мерседес спешит сюда, а рядом с ней молодая девушка, прекрасная, как ангел!
Дон Руис обернулся и бросил на донью Мерседес такой взгляд, что она остановилась и замерла, опираясь на руку доньи Флоры, действительно прекрасной, словно ангел, но бледной, словно смерть.
— Что же случилось, сударь, — спросила донья Мерседес, — что произошло?
— А произошло, сударыня, вот что, — крикнул дон Руис, будто появление жены вызвало у него новый приступ гнева, — ваш сын ударил меня по лицу! Произошло вот что: пролилась кровь от руки того, кто называл меня своим отцом, а когда я упал от сыновнего удара, помог мне подняться не он, а дон Рамиро. Поблагодарите же дона Рамиро, протянувшего руку вашему супругу, которого сбил с ног ваш сын.
— О, успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, господин мой, — умоляла донья Мерседес. — Взгляните, сколько народа вокруг нас.
— Пусть все подойдут! Пусть приблизятся! Ведь люди сбежались мне на помощь! Сюда, все сюда! — звал дон Руис. — Внемлите мне, пусть каждый услышит то, что произнесут мои уста: я обесчещен, ибо получил пощечину. Так вот вы, мужчины, смотрите на меня и бойтесь иметь сыновей. А вы, женщины, смотрите на меня и бойтесь производить на свет детей, которые в награду за многолетние заботы, жертвы и страдания будут давать пощечины вашим мужьям, значит, своим отцам! Я просил о правосудии у всевышнего, теперь я требую правосудия от вас, но если вы не согласны, я буду требовать его у короля.
Толпа молчала, пораженная его несказанным отчаянием, и он воскликнул:
— Ах, вы тоже, вы тоже отказываете мне в правосудии!..
Ну, что же! Я взываю к королю дону Карлосу! Король дон Карлос, король дон Карлос, правосудия! Правосудия!
— Кто призывает короля дона Карлоса? — раздался чей-то голос. — Кто требует правосудия? Король здесь!
Толпа тут же расступилась, и все увидели молодого человека в простом одеянии — прищуренные глаза, бледное лицо были в тени, отбрасываемой широкими полями войлочной шляпы, а темный плащ скрывал его фигуру. Вслед за ним шел верховный судья в такой же простой одежде.
— Король! — кричала толпа.
— Король! — прошептала, побледнев, донья Мерседес.
— Король! — повторил дон Руис с торжеством.
Образовался большой круг, в центре которого остались король и дон Иниго, дон Руис и донья Мерседес рука об руку с доньей Флорой.
— Кто ищет правосудия? — спросил король.
— Я, государь, — отвечал дон Руис.
Король взглянул на него.
— А, да это ты? Вчера ты просил о помиловании, сегодня просишь о правосудии! Что же, ты всегда о чем-нибудь просишь?
— Да, государь… И на этот раз я не отступлюсь, ваше величество, до тех пор, пока вы не дадите мне согласия.
— Ты без труда его добьешься, если то, о чем ты просишь, справедливо, — отвечал король.
— Ваше величество, сейчас вы сами рассудите, — произнес дон Руис.
Дон Иниго сделал знак, приказывая толпе отступить, чтобы слова просителя услышал только король.
— Нет, нет, — произнес дон Руис, — пусть все слышат, что я скажу вам, пусть, когда я кончу, каждый подтвердит, что я сказал правду.
— Хорошо, слушайте все, — согласился король.
— Ваше величество! Правда ли, что вы запретили поединки в вашем государстве?
— Правда, и еще нынче утром я повелел дону Иниго наказывать дуэлянтов без промедления и жалости.
— Так вот, ваше величество, только что здесь, на площади, под окнами моего дома, вели поединок два молодых человека и их окружали зрители.
— Ото! А я-то до сих пор думал, — заметил король, — что люди, непослушные указам короля, ищут какое-нибудь глухое место, надеясь, что уединенность поможет скрыть преступление.
— Так вот, ваше величество, эти молодые люди, дабы свести счеты, выбрали яркий солнечный день и самую оживленную площадь в Гранаде.
— Дон Иниго, слышите? — сказал король, полуобернувшись.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала донья Мерседес.
— Сударыня, — спросила донья Флора, — неужели он оговорит своего сына?
— Причина их размолвки меня не касается, — продолжал дон Руис, бросив на верховного судью взгляд, словно заверяя его, что во имя чести семьи он сохранит тайну, — я и знать о ней не хочу, известно только одно: перед дверями моего дома два молодых человека ожесточенно дрались на шпагах.
Дон Карлос нахмурился:
— Почему же вы не вышли? Почему не запретили сумасбродам скрестить шпаги, ведь ваше имя и возраст должны были повлиять на них.
— Я вышел, сударь, и повелел им вложить шпаги в ножны. Один из них послушался.
— Вот и хорошо, покараем его не так строго. Ну а что же второй?
— Второй, ваше величество, отказался повиноваться, продолжал подстрекать к дуэли своего противника, оскорбил его, вынудил выхватить шпагу из ножен, и поединок возобновился.
— Дон Иниго, слышите? Невзирая на увещания, они продолжали драться.
Король обратился к старику:
— Как же вы поступили, дон Руис?
— Ваше величество, сначала я уговаривал, потом стал угрожать, потом поднял палку.
— Ну а дальше?
— Тот, кто уже раз отказался от дуэли, отказался снова.
— Ну, а другой?
— Другой, ваше величество.., дал мне пощечину.
— Как, молодой повеса дал пощечину старику, rico hombre дону Руису?
И глаза дона Карлоса вопрошали толпу, словно он выжидал, что кто-нибудь из зрителей изобличит дона Руиса во лжи.
Но все молчали, и в тишине только слышалось, как вздыхает донья Флора и плачет донья Мерседес.
— Продолжайте, — приказал король дону Руису.
