— Я прощаю его.
Толпа заволновалась, зашумела.
Дон Фернандо побледнел. Он стал искать оружие, и если бы обнаружил свой баскский кинжал, то, вероятно, пронзил бы себе сердце, так тяготила его милость старика — дона Руиса. Но кинжал отняла стража.
— Теперь ваш черед, герцогиня де Кармона, — проговорил король.
Хинеста подошла к Фернандо, откинула покрывало и громко сказала:
— Дон Фернандо, я люблю тебя.
Молодой человек вздрогнул и, бросив долгий взгляд на донью Флору, простер руки к Хинесте, и она, охваченная несказанной радостью, бросилась к нему на грудь.
— Герцогиня де Кармона, маркиза де Монтефрио, княгиня де Пулгар, значит, вы берете в мужья осужденного Фернандо, лишенного всего — имени, титула, состояния? — спросил дон Карлос.
— Я люблю его, государь, — твердила Хинеста.
И, заставив Фернандо преклонить колена, она тоже опустилась рядом с ним перед королем.
— Ну что ж, — отвечал дон Карлос. — Долг короля держать свое слово. Поднимитесь же, герцог де Кармон, маркиз де Монтефрио, граф де Пулгар, гранд Испании по своей супруге, сестре короля и дочери короля.
Затем, не давая действующим лицам и зрителям опомниться от удивления, он обратился к дону Рамиро:
— Теперь ваш черед.
Дон Рамиро неверной походкой подошел к донье Флоре. Ему казалось, что в глазах его стоит какая-то пурпурно-золотистая дымка, а в ушах звенит ангельское пение.
Он склонился перед доньей Флорой.
— Я люблю вас давно, — сказал он. — Дон Рамиро д'Авила не смел признаться вам в своей любви, теперь же, в присутствии короля, своего крестного отца, дон Карлос д'Авила смиренно просит вашей руки, сеньора.
— Сеньор, обратитесь к моему отцу, — еле слышно молвила донья Флора.
— Сегодня — я ваш отец, и я отдаю вашу руку гонцу любви, — произнес король.
Все еще так и стояли — тремя группами, когда со стороны Ворот правосудия раздался топот копыт, и появился всадник, покрытый пылью, — дон Карлос по его одеянию тотчас же узнал германского дворянина. Всадник размахивал пергаментом и кричал:
— Где король? Где же король?
Тут сам дон Карлос смертельно побледнел, словно из судьи превратился в подсудимого.
Всадник продолжал спрашивать:
— Где король, где же король?
Толпа расступилась перед ним.
Король сделал несколько шагов вперед и твердым голосом, хотя его побледневшее лицо выражало мучительную тревогу, заявил:
— Король перед вами!
Конь встал как вкопанный, дрожа всем телом, его сильные ноги подгибались от напряжения. Все ждали, затаив дыхание.
Всадник поднялся на стременах и провозгласил:
— Слушайте все, все, кто здесь присутствует! Слушай, Гранада! Слушай, Бургос! Слушай, Вальядолид! Слушай, вся Испания! Слушай, вся Европа! Весь мир, слушай! Слава Карлу Пятому, только что избранному императором. Слава царствованию его! Слава его сыну и сынам его сынов!
Он спешился, пал на колени и протянул королю пергамент, гласивший, что дон Карлос избран на императорский престол Германии.
Дон Карлос взял пергамент дрожащей рукой и заговорил, но в голосе его не чувствовалось никакого волнения — как всегда, он был бесстрастен:
— Благодарю вас, герцог Баварский! Я не забуду, что именно вы сообщили мне эту великую новость.
А когда толпа стала громко повторять: «Слава Карлу Пятому! Слава его сыну! Слава сынам его сынов!» — император изрек, воздевая руки к небу:
— Сеньоры, слава господу богу, ибо велик только он!
