Когда табор останавливался на ночь, из четвертой кибитки появлялись шатры, большие котлы и чайники вместе с железными треножниками, а также съестные припасы, и уже через час в лагере воцарялась веселая атмосфера маленькой дружной деревушки. В воздухе плыли соблазнительные ароматы, слышались звуки музыки и веселый смех. Цыгане праздновали наступление сумерек, забывая про беды, невзгоды и ненависть окружающих.
Самая роскошная кибитка принадлежала баро, вожаку табора, Ивану Лаутару. В ней он кочевал вместе с женой, ее сестрами, тещей и незамужними дочерьми. Почти у каждой был свой шатер. Вторая по величине кибитка была собственностью Николая, сына Ивана: предполагалось, что он приведет туда молодую жену. Но прошло шесть лет, а семьи у Николая так и не появилось. Трудно парню оставаться холостым, но что поделаешь, если Мария Стефанова, старуха, жившая в третьей кибитке, утверждала, что по всем приметам еще не время и предзнаменования не сулят молодым счастья!
Сначала она заявила, что брачный обряд необходимо совершить в определенный день, иначе не видать Ивану внуков, а уж потом каждый раз в этот самый день, к величайшей ярости Николая, неизменно объявляла, что звезды сулят недоброе. Тот злился, сжимал кулаки, но был принужден терпеть.
Табор был небольшим: всего шесть семей, сорок шесть душ, включая детей. Они зачастую женились и выходили замуж между собой, но иногда женихов или невест попросту не хватало, и в таких случаях приходилось дожидаться, пока не встретится другой табор, в котором могли найтись юноши и девушки подходящего возраста. В своих скитаниях цыгане ежедневно встречались, заключали сделки, ссорились и мирились со множеством людей, но все это были гаджо, чужаки, и чистокровные ромале никогда бы не снизошли до браков с ними.
Иван тоже начинал терять терпение. Сыну давно пора иметь наследников, ведь после смерти отца вожаком табора станет Николай! К тому же выкуп за невесту уже заплачен! Его слово было законом, люди как огня боялись его гнева, и все же он не мог ни умаслить, ни приказать Марии. Она их талисман, залог удачи, и не обращать внимания на ее предсказания, отмахнуться от старухи означало верную смерть. Все цыгане твердо в это верили. Однако положение было безвыходное, поскольку Иван просто не мог выбрать сыну другую невесту. Только внучка Марии, ее единственная оставшаяся в живых кровная родственница, достойна сына вожака, только она по-прежнему будет приносить счастье табору, когда бабка отойдет.
Сегодня, как обычно, они раскинули лагерь в окрестностях небольшого городка, который миновали днем. Они никогда не старались поселиться слишком близко от населенных мест, достаточно было и того, что здешние жители могли без особого труда до них добраться. Утром женщины отправятся в городок и станут стучаться в каждую дверь, предлагая на продажу дешевые безделушки, украшения и искусно сплетенные корзинки, гадать на картах или по руке. Их табор славился прекрасными гадалками, способными точно предсказать будущее. Кроме того, женщинам приказано всячески прославлять мастерство мужчин, слывших лучшими каретниками и тележниками во всем мире. Все заработанное делилось поровну, чувство собственности было им чуждо. Именно поэтому женщины не гнушались принести домой краденую курицу.
Если им заказывали фургон или телегу, табор мог задержаться на неделю-другую, если же нет — через два-три дня только черные круги от костров указывали на то, что здесь кто-то останавливался. Иногда, если заказов было слишком много, тележники оставались в городе и, лишь закончив работу, догоняли табор, для чего по всей дороге оставлялись знаки, вехи и зарубки на деревьях.
Постоянное передвижение, кочевая жизнь были привычными и необходимыми для людей, ставших в общественном мнении козлами отпущения, повинными в любом преступлении, совершенном ими или кем-то другим. Что бы ни случилось в округе, где было замечено появление цыган, власти сразу хватали за частую невинных людей, поэтому торчать слишком долго на одном месте попросту не имело смысла. И без того из памяти цыган еще не стерлись костры инквизиции, на которых горели их несчастные собратья. Поэтому они могли раскинуть шатры за несколько минут, а сложить вещи и исчезнуть еще быстрее. Из долгого и печального опыта общения с сильными мира сего да и простолюдинами они вынесли лишь одно: в случае чего нужно молниеносно подниматься и уносить ноги, пока не поздно. Пока не грянула гроза.
Цыгане были бродягами и путешественниками, страсть к неизведанным землям кипела у них в крови, стремление увидеть, что там, за горизонтом, на краю земли, тянуло и не давало покоя. Самые старые побывали в России и в соседних с ней странах. И вообще они старались провести в новой земле как можно больше времени, пока язык здешних обитателей не становился им понятен, и вскоре уже довольно сносно разговаривали на нем, если, конечно, обстоятельства не вынуждали их спешно покинуть внезапно ставшую враждебной местность. Знание языков было предметом их гордости: недаром Иван хвалился, что понимает и объясняется на шестнадцати наречиях.
Это был не первый их приезд в Англию и, вероятно, не последний, особенно потому, что теперь англичане обращались с ними далеко не так бесчеловечно, как в прошлом. Они считали англичан весьма странными созданиями, поскольку многие молодые люди хорошего происхождения и воспитания были так очарованы их верованиями и свободолюбием, что мечтали убежать с табором, одеваться, как цыгане, и во всем им подражать.
Иван, конечно, мог терпеть одного-двух гаджо неделю-другую, и то лишь потому, что их присутствие несколько успокаивало недоверие и неприязнь английских фермеров, рассуждавших, что если их собственные господа находят возможным доверять цыганам, значит, они не такие уж воры и разбойники, как это принято считать.
Такой вот гаджо кочевал с ними и сейчас. Звали его сэр Уильям Томпсон. Правда, от всех остальных отпрысков английской аристократии, водивших дружбу с отщепенцами, он отличался тем, что был стар, старше Марии, а уж древнее ее никого в таборе не было. Она даже снизошла до разговоров с ним, не потому, что захотела предсказать судьбу, нет, она давно уже не делала этого для гаджо, просто увидела в его глазах боль и попыталась ее исцелить.
И это ей удалось. Она избавила сэра Уильяма от сознания вины и угрызений совести, терзавших несчастного свыше сорока лет, так что теперь он мог с миром отойти к Создателю, успокоившись и очистив душу. Исполненный глубочайшей благодарности, Уильям поклялся посвятить последние годы жизни Марии. Говоря по правде, он давно понял, что женщина умирает, и захотел сделать ее оставшиеся дни как можно более приятными и радостными в благодарность за то, что она сделала для него. Кроме него, никто не знал, что дни Марии сочтены. Ни один человек. Ни члены табора, ни собственная внучка. Однако Уильям верно предположил, что кончина старухи ни для кого не явится сюрпризом.
Правда, сначала Иван бурно протестовал против пребывания в таборе чужака, утверждая, что старость Уильяма является помехой в их путешествиях и к тому же в таком возрасте он просто не способен вносить свою долю в общий котел. Но тут вожак ошибся. Уильям потребовал дать ему возможность показать себя и всегда возвращался в табор с набитыми серебром карманами. Правда, он не потрудился пояснить, что деньги были его собственными. Уильям обладал немалым состоянием и попросту платил за привилегию оставаться рядом с Марией. Кроме того, он оказал сотаборникам немалую услугу, помогая выучиться английскому, а это уже было неплохо, поскольку цыгане собирались остаться в стране еще на год. Поэтому к нему постепенно привыкли и приняли в свой табор.
