Джеймс прикрыл глаза, устроился поудобнее. Он устал от непривычной игры с Тарой.
Наверное, не только от этого. Вспыхнувшая с новой силой война принесла много забот и тревог. А впереди ничего хорошего и, главное, – почти нет надежды. Как человек, принадлежавший двум мирам, Джеймс видел и понимал больше, чем многие индейские вожди, а потому считал, что сопротивление и борьба безнадежны. Не в данном конкретном случае – вообще.
Так или иначе, сейчас или через несколько лет белые добьются своего: оттеснят индейцев отовсюду…
Только зачем? Это не укладывалось у него в голове. Ведь земли так много, неужели не хватит всем? Не нужно только проявлять чрезмерную алчность и агрессивность. Однако белые хотят завладеть всей землей, целиком и полностью.
Джеймс мог в свое время примкнуть к белым и остаться с ними. В том мире, к которому принадлежали его отец и брат. Образованный, с широким кругозором, он не чувствовал бы себя там изгоем. Джеймс поддерживал знакомство со многими белыми: торговцами, врачами, плантаторами, даже с политиками и военными. Его связывали с ними дружеские или деловые отношения. Свои взгляды на происходящее в стране Джеймс редко высказывал и тем более никому не навязывал, но твердо придерживался их. Словом, он считал, что все люди имеют равные права на жизнь.
Но, полюбив индианку Наоми, Джеймс остался в мире индейцев – с ней, со своей матерью…
Он открыл глаза, потянулся и решил идти к матери, но тут вошла Наоми.
Взглянув на нее, Джеймс понял, что жена по-прежнему недовольна им и еще не простила его.
– Где пропадала так долго? – спросил он.
– А ты это заметил?
– Да.
– С моими детьми у твоей матери. Где же еще?
– С нашими детьми, – уточнил Джеймс.
– Я думала, ты давно спишь. Улыбнувшись, он покачал головой:
– Ты же знаешь, без тебя мне не уснуть. Еще минута, и я бы отправился за тобой.
– Знаю.
Больше Наоми не проронила ни слова.
– Хорошо, что привела жену брата к нему в дом. Я уж боялся, что ты отпустишь ее и она опять убежит.
Глаза Наоми гневно сверкнули.
– И правильно бы сделала! От таких, как вы, надо бежать без оглядки!
Вот! Такой она ему нравилась больше. Джеймс поднялся и подошел к ней.
– Мы сыграли с ней жестокую шутку, – сказала она.
– Это была не шутка, Наоми. Женщин надо учить.
– А мужчин? – Поскольку ответа не последовало, она продолжила: – Особенно нехорошо было в самом конце, когда я оставила бедняжку в комнате с голым мужчиной, сидящим в лохани. Она не сомневалась, что это ты.
Он рассмеялся.
– Чего же тут плохого? Надеюсь, тебя это не слишком огорчило бы?
– Джеймс!.. Не смей!
Но он уже схватил ее в объятия, прижал к своему большому сильному телу, в нем вспыхнуло желание.
– Джеймс Маккензи, если вы сумели принудить меня принять участие в вашей дурацкой игре, то не думаете ли и сейчас применить силу?
– Силу? – Он опустился вместе с ней на оленьи шкуры. – Нет, любовь моя, никогда! Только убеждения, лесть, ласки… И немножко лукавства.
Наконец он услышал негромкий смех.
– Ты всегда был соблазнителем, Джеймс.
Он молча раздел Наоми, потом разделся сам и лег рядом.
Она закрыла глаза. Обида и злость, копившиеся весь день, прошли. Осталось лишь одно желание, заполнившее всю ее целиком.
А потом Наоми устыдилась того, что так быстро забыла о мучениях Тары, причиненных отчасти ею самой.
– Не следовало так жестоко поступать с ней, Джеймс.
– Это не жестокость, Наоми, я проявил твердость. Тара – жена моего брата, и она должна понимать, что находится там, где идет война.
– Все равно так нельзя. Наверное, она уже слышала об ужасной судьбе Лайзы.
– Тара узнает правду в свое время. И довольно об этом, Наоми.
– Представляю, как ее отругает Джаррет!
– Это их семейное дело. Давай спать…
«Что ж, спать так спать. Он прав, мой Джеймс, как и почти всегда в нашей с ним жизни. Но люблю я его не за это, а совсем за другое…»
Наоми положила голову ему на грудь.
Спать…
Глава 15
В том, что Джеймс Маккензи совершенно свободно говорит по-английски, Тара убедилась на следующий день. А еще заметила, что у него чудесная обезоруживающая улыбка и приятные мягкие манеры.
Постучав, он вошел к ним в дом с кофейником в руках и угостил ароматным горячим кофе.
– Твоя жена узнала наконец, кто я такой? – спросил он брата.
– Да, я открыл ей нашу маленькую тайну.
Джеймс весело подмигнул Таре:
– Надеюсь, вы простите меня за участие в этом представлении, миссис Маккензи? Но нам пришлось это сделать, иначе Оцеола забрал бы вас с собой.
– Меня? Почему? Куда?
– В свой лагерь. Он полагал, что там вы найдете более надежную защиту. Положение у нас с каждым днем становится хуже, и он опасается, как бы кто-то не счел своим долгом расправиться с белой женщиной, непостижимым образом проникшей к индейцам.
– О Боже! – воскликнула Тара.
– Однако мы убедили его, что последим за вами до появления Джаррета. Оцеола согласился, потребовав, чтобы с пленницей обошлись сурово.
– Вам следовало сразу сказать мне, кто вы такой! – упрекнула его Тара.
Джеймс снова подмигнул ей:
– Оцеола, мой вождь и главный начальник, запретил мне говорить с вами.
– Но почему, все-таки…
– Хватит! – прервал их разговор Джаррет, выручая брата. – Таре не понять всей тонкости здешних отношений.
– Он прав, – подхватил Джеймс. – Я пришел, чтобы позвать вас в дом к моей матери. Она с нетерпением ждет минуты, когда познакомится с женой своего любимого Джаррета.
– Но имей в виду, – предупредил жену Джаррет, – Мэри – обыкновенная индианка.
Тара вспыхнула от возмущения.
– Мне все равно, кто она, но вы поступили со мной плохо! И я точно так же разозлилась бы, если бы это сделали люди с любым цветом кожи!
Джеймс рассмеялся:
– Вы утешили меня, Тара. Я ухожу с легким сердцем и надеждой на прощение и жду вас в доме у Мэри. Джаррет знает дорогу.
Тара взглянула на Джаррета.
– Значит, Мэри…
– Моя мачеха.
