А потом он повернул ее к себе. Они прикоснулись друг к другу слегка, будто изучая, но вполне с определенной целью. Ее губы открылись ему навстречу. Его язык был словно покрыт жестким бархатом — когда, наконец, отыскал ее язычок и затеял с ним нежную игру. Она вдруг поняла, что невольно подвигается к нему все ближе, ощущая в этом поцелуе всю его сущность, всю его мужскую силу и уверенность его объятий, то, как прижимаются к ней его бедра, и то, как много обещает его мужественность… И это пугало и очаровывало. От этого перехватило дыхание, и ночь закружилась вокруг нее… Его запах и вкус — все это было так чудесно…
Брин могла легко потерять самообладание. Так легко забыть прошлую боль и перестать думать о будущем. Забыть, как легко влюбиться в него, полюбить его глубоко, если хоть на миг потерять самообладание, чтобы потом познать сердечную муку, такую же глубокую, как и сама любовь, сожаление столь же горькое, сколь было сладким его прикосновение. Забыть…
Забыть о… фотографиях.
Брин положила руки ему на грудь и постепенно высвободилась из его объятий, склонив голову ему на плечо. Потом, вновь встретившись с ним взглядом, она попыталась призывно улыбнуться. Надо было вскружить голову ему, а не терять ее самой. Если так будет продолжаться, она окажется в полной его власти. Это он будет управлять ее чувствами, а его влияние на нее, если она будет играть подобным образом дальше, станет сильнее, чем ее влияние на него… Дразнить такого человека, как этот…
— Давай помедленней, Ли, пожалуйста! — прошептала она дрожащим голосом, но вполне уверенно, хотя ее губы были влажными и трепетали, а голова кружилась.
Он улыбнулся и отпустил ее, и она почувствовала себя чуть увереннее. И с досадой поняла, что этот поцелуй привнес в ее чувства гораздо больше разлада, чем в его.
— Так медленно, как ты захочешь.
Она опять улыбнулась, отодвигаясь еще чуть дальше.
— Спустимся вниз, — сказал он.
Она кивнула, забрала свой бокал, взяла его под руку и пошла за ним вниз.
Ли показал ей большую, современную кухню, шикарно оформленную столовую, затем подвел ее к большому раскладному дивану.
— Долить тебе?
— Да, пожалуйста.
Секундой позже он уже снова сидел рядом, разглядывая ее. Когда она взглянула ему в глаза, по ее спине пробежали мурашки. Золото его глаз было пронзительным и настороженным. Догадывается ли он, что она пришла сюда с какой-то целью?
— Расскажи мне о себе, Ли, — сказала она поспешно, отпив большой глоток джина с тоником. — Где ты родился?
— В Черных Холмах.
— И вырос там же?
— Частично. Но мы много времени проводили в Нью-Йорке. А ты?
— Родилась и выросла в Тахо. — Брин поколебалась, думая, следует ли задавать следующий вопрос. — Барб говорила, ты был женат… пять лет назад. Что ты вдовец.
— Да.
Просто «да» и ничего более. Похоже, ей не слишком удается разрушать стену его недоверия.
Ли удивился, когда она чуть повернулась к нему и коснулась его лица, ласково пробежав костяшками пальцев по его щекам. Взгляд ее глаз следовал за пальцами, ее губы были полуоткрыты, и коль скоро она сама объявила, что не хочет спешить, то все это выглядело намеренно соблазнительно.
Слишком соблазнительно. Он не был уверен, насколько еще хватит его самообладания, если она подвинется к нему ближе, подкрадываясь, как очаровательная, гладенькая кошечка. Она прикрыла глаза и подвинулась еще ближе, будто тая в его объятиях. Он ощущал изгибы ее тела, прильнувшего к нему. И она была очень красивая женщина. Ее грудь была высокой и провоцирующе полной. Его рука невольно двинулась к ее соблазнительно тонкой талии, округлость ее бедер представляла собой непреодолимый соблазн…
Брин поцеловала его. Слегка. Она думала, что поцелуй должен быть кратким, но он решил по-другому, поймал ее, посадил к себе на колени, заключив в объятия, как в темницу. Поцелуй становился все более глубоким, он позволил своей ладони лениво скользнуть по ее щеке, дальше по шее и прикрыть, лаская, выпуклость ее груди…
Он отнял свои губы от ее, но поцеловал в щеку. Его пальцы запутались в шелке ее волос…
— Ли…
— Мм?
— Нам… мы ведь так толком и не поговорили ни разу.
Он перестал целовать ее и поглядел ей в глаза. Когда он придвинулся ближе, в них загорелся едва заметный огонек интереса.
— Так говори, — сказал он нежно.
Она не уловила нотки подозрительности или угрозы в его голосе.
— Я… ну как бы… — замялась она.
Он не захотел поддержать ее хотя бы любезной улыбкой, а его пальцы скользили вверх по нейлону ее чулок. И это ее смущало, чего он не мог не видеть. Она была напряжена, хотя и не останавливала его.
Брин чуть откашлялась.
— Я вот все думаю, Ли. Я правда думаю, что была к тебе несправедлива.
— Да ну? — Его пальцы принялись описывать медленные круги по ее бедру, все приближаясь к границе дозволенного.
— Эти… снимки, что я сделала, — начала она, чувствуя, что его прикосновение постепенно перемещается к внутренней стороне бедра.
— Да? Фотографии?
— Я хочу забрать их, Ли. Я в большом долгу перед тобой. И могла бы сделать еще серию…
Его левая рука замерла на ее бедре. Правая начала ласкать основание шеи.
— Ты хочешь получить назад эти снимки, ведь так, Брин?
— Да. В тот день я немного вредничала, и… — Он никак не давал ей возможности сосредоточиться. — Думаю, это отразилось на моей работе. Думаю, я могу сделать все гораздо лучше… ради тебя.
— Замечательно… что ты так заботишься.
Он наклонил голову и снова поцеловал ее. Она ответила ему со всем возможным пылом, нервозно, но не позволяя себе поддаться неге его рук. Она провела языком по линии его губ, изучая их, потом их губы снова слились в страстном поцелуе, который только усилил их взаимную жажду.
Они оба чуть не задохнулись, и только тогда расстались их губы, но их руки продолжали обвивать друг друга.
— Могу я… забрать фотографии, Ли? — спросила она, пытаясь отдышаться.
Его глаза были устремлены на нее, сияя золотисто-желтым, как у кошки в темноте, светом.
Он нежно отвел выбившуюся прядь волос с ее щеки.
— А почему это тебе так нужно?
— Что? — прошептала Брин.
Он хмыкнул — хриплый звук, который мог значить все, что угодно. Дразняще… и чуть зловеще. И даже несколько провоцирующе. И с каким-то опасным намеком, против которого она ничего не могла предпринять — только тянуть время.
— Ты слышала, что я сказал, Брин.
Он улыбался, будто это все еще была их чувственная игра и ничего более. Но серьезная игра. Она все еще полагала, что сможет соблазнить его всеми этими улыбками и жаркими поцелуями. Она никак не ожидала, что дело дойдет до этой точки. Но так случилось, и ей казалось, что ее тело изнутри сжигают, разрывают и потрясают разряды электрических молний. Что ей остается делать? Что ей следует говорить?
