– Ты уж прости, но я съем все! – с трудом оторвался от тарелки Андрей. – Этот ягненок, кажется, утром бегал с бубенчиком на шее. Если я тебя раздражаю, погуляй.
– И впрямь, пройдусь. – Таня тряхнула головой, прогоняя сонную одурь, и поднялась из-за стола. – Ты уверен, что не заболеешь от такой порции? Здесь бы на четверых хватило!
– Альпинисты едят много, – заверил ее Андрей, с нежностью глядя на ягнятину, украшенную оливками и ломтиками лимона. – В горах холодно.
– А у меня было впечатление, что они питаются исключительно шоколадом или друг другом, – усмехнулась девушка. – Всюду обман! Когда закончишь, выползай, я тебя подберу и отнесу на ночлег. Хорошо, что это рядом!
Она вышла на площадь и, оглядевшись, двинулась к собору. У нее вдруг появилось страстное желание войти туда и побыть полчаса в полумраке, пахнущем воском и ладаном. Таня и сама не знала, как устала за последние две недели, пока не подумала об этом. «Вся моя жизнь изменилась, и я совсем не похожа на ту Таню, которая приехала сюда в свой день рождения, чтобы оказать услугу греческой полиции... Та была другой. У той вся жизнь была расписана, она точно знала, что будет делать завтра, не делала резких движений, не искала приключений, ее никто не пытался убить, и она была... Скучной, невыносимо скучной, совсем как ее муж! Из-за него и стала такой!» При мысли об Иване она снова ощутила ноющую тревогу. «Я горжусь тем, что ушла от него, – думала девушка, медленно пересекая площадь и боковым зрением отмечая, что мужчина, сидевший за кружкой пива в уличном кафе, тоже встал и двинулся в сторону собора. – А есть чем гордиться-то? С точки зрения ортодоксальной морали это грех. Я должна терпеть, каков бы он ни был. Да половина женщин скажет, что я с ума сошла, что лучше мужика мне не найти. Непьющий, работящий, хозяйственный, заботливый... А что детей не хотел, так это оттого, что ответственный. Из таких потом и получаются самые лучшие отцы. А я бросила его, как поганую тряпку, радуюсь и ничуть не жалею. Грех?» Она попыталась прогнать эту мысль и ступила на первую ступеньку соборной лестницы, решив обязательно поставить свечки за упокой – за Ольгу и за Пашу. «Вот еще один грех! Никогда я за него свечей не ставила и за упокой души не молилась». – Девушка пошарила в сумке, ища какой-нибудь платок, не нашла и решила идти так. Ее обнадежило то, что входившие в собор женщины все, как одна, были с непокрытыми головами.
– Таня?
Она обернулась, ища взглядом того, кто окликнул ее, а найдя, хрипло и как-то задушенно вскрикнула. В тот же миг он оказался рядом с ней, схватил ее за руки, крепко пожимал их, тряс, повторял ее имя, а девушка, глядя в лицо тому, кого привыкла считать умершим, только бессмысленно мотала головой и отрывисто вскрикивала, будто кликуша. Это был тот самый мужчина из кафе, на которого она вскользь обратила внимание, и это был...
– Да это я, я! – Он так стиснул ее пальцы, что на этот раз Таня вскрикнула от боли. – Ради бога, помолчи! На нас все смотрят!
– Пашка! Что это! Как это! – Девушка вырвала руки и тут же снова схватила его за запястья, словно боясь, что он убежит. – Это ты?! Живой?!
– Давай отойдем, – он огляделся и потащил ее прочь от собора. – Тот парень, он кто тебе?
– Какой? – Она была так ошеломлена, что начисто забыла об Андрее. Паша затащил ее в узкий переулок рядом с соборной площадью и только здесь, в тени каменной стены, тянувшейся вдоль апельсинового сада, остановился и отпустил ее руку. Таня прислонилась спиной к стене. От потрясения она обессилела и еле стояла на ногах. В голове не осталось ни единой связной мысли, и вертелось почему-то только дурацкое «не может быть!». Это она и произнесла, глядя в его глаза цвета морской волны – те самые глаза, из-за которых когда-то обратила на него внимание.
– Пашка, не может быть!
– Как видишь, может. – Он нервно озирался, хотя переулок был совершенно безлюден и выглядел так, словно человеческая нога не ступала сюда по меньшей мере лет двадцать. – Кто тот парень, с которым ты зашла в кафе?
– А... Знакомый... – Таня чувствовала себя так странно, словно реальный мир, в котором она до сих пор существовала, внезапно стал жить по законам сна и все в нем стало возможно... И невероятно! – Так ты жив?! И молчал?! Ты знаешь, что мы тебя похоронили?! Пашка! Дурак!
– Оставь восторги на потом! – В его голосе было так мало прежнего тепла, что девушка осеклась и внезапно пришла в себя. Она отстранилась от холодной каменной стены, откинула упавшие на глаза волосы и пристальнее взглянула на Пашу. У собора Таня узнала его сразу, и он показался ей прежним, но сейчас девушка видела, что бывший возлюбленный изменился, и не в лучшую сторону. Он поправился размера на два, стал казаться ниже ростом, как-то огрубел, Таня даже сказала бы – опустился. Лицо слегка отекло, под глазами, все еще сохранившими свой удивительный цвет, были заметны буроватые мешки. Он был ровесником Ивана, но тот выглядел куда свежее и моложе. Паша в свои двадцать восемь лет казался чуть не сорокалетним – особенно старили его складки у губ, которых раньше и в помине не было.
– Тебя не узнать! – невольно вырвалось у Тани. – Как ты выглядишь!
Тот, видимо раздосадованный осмотром, пожал плечами:
– Как могу! Вот что, у меня нет времени с тобой болтать. Слушай внимательно, повторять не буду! Ты должна немедленно уехать! Сейчас же!
– Почему это? – Тане все больше не нравилась эта новая, категоричная манера общения. Паша никогда не разговаривал в тоне приказа – именно поэтому ей было так легко с ним. – Я только приехала. Значит, это все-таки ты был в аэропорту? Почему не подошел сразу? Ты ведь не меня там встречал, нет?
– Тебя! – отрезал Паша, явно тяготясь ее обществом. Он выглядел как человек, который вынужден тратить на глупости драгоценное время. Девушка была так озадачена, что уже не очень удивлялась его чудесному воскрешению. – И очень жаль, что встретил! Я надеялся, что ты не приедешь!
– Погоди, а откуда ты знал, что я еду?
Вместо ответа Паша вдруг схватил ее за плечи и притянул к себе так близко, что Тане показалось, будто он хочет ее поцеловать. Она инстинктивно напряглась, готовясь оказать сопротивление, но ошиблась – тот и не думал вспоминать прошлое. Глядя ей в глаза, он громко, возбужденно зашептал, обдавая девушку горьким пивным духом:
– Танька, уезжай, говорю тебе, не спрашивай, почему! Немедленно бери своего парня и мотай отсюда! Еще успеете на последний паром! Гоните в Афины, устройтесь в гостинице, если надо – я денег дам! И чтобы со следующим рейсом вы уже летели в Москву! Там тебя никто не тронет, но здесь...
– Ты – псих? – раздельно спросила она, отталкивая его и отворачивая лицо. Теперь Таня отчетливо различала, что дыхание Паши благоухало не только пивом. Не так давно он пил кое-что покрепче – об этом свидетельствовал стойкий аромат анисового перегара. «Вот почему он так выглядит! Он пьет! Пашка – пьет! Да он никогда к этому не тянулся! Что случилось? Как он вообще оказался жив и... Кто тогда лежал в гробу?!» От этой мысли ее передернуло. Она толкнула парня так сильно, что тот качнулся и отступил на шаг назад.
