— Правда? — так же тихо переспросила она.
— Да. Я говорил тебе об этом, и не один раз.
Что с тобой? Я сделал что-то не то?
Он сцепил руки, словно в отчаянии. Она не могла отвести глаз от его пальцев. На безымянном пальце левой руки блеснуло крохотным зеленым камешком золотое кольцо. Она еще вчера вечером обратила на него внимание, но толком так и не рассмотрела. И сейчас не могла отвести глаз от него. Узкая золотая полоска, треугольник из трех крохотных, почти с булавочный укол камешков — бриллиантов, судя по всему, и в середине, как маленький глаз насекомого — изумрудик.
— Красивое… — сказала она.
— Что? — Он перевел взгляд на свои руки. — А, это отец подарил. Юля, скажи, что я сделал не так? Клянусь тебе, что сделаю все, чтобы ты стала такой же веселой, как вчера.
Ну, хочешь, уйдем отсюда? Тебе здесь не понравилось, да?
— Очаровательное местечко… — Ее рука непроизвольно метнулась к горлу. Она приподнялась со стула и тут же опустилась на место.
— Что с тобой?
Его голос донесся издалека. Удушье, черное, тяжелое удушье наваливалось на нее.
Как будто кто-то схватил ее за горло и сильно сдавил. Голова закружилась. Кажется, она вскрикнула, потому что услышала словно бы эхо своего крика. Потом все исчезло. Она пришла в себя в каком-то странном месте. Над ней был низкий белый потолок. Рядом с ее головой торчал из стены кран умывальника.
Больше она не видела ничего. Повернула голову. Комнатка, скорее похожая на коридор, — узкая и длинная. Одна дверь в начале, другая — в конце. Чьи-то голоса за одной из дверей. Она села на диванчике, взъерошила руками волосы, с удивлением увидела морковные пряди, вспомнила, что перекрасила их сегодня специально для этого свидания.
Вспомнила, где она, должно быть, находится.
Подумала о Жене.
"Где он? Пусть отвезет меня домой. Домой!
Мне больше ничего сегодня не надо. Боже, какая я невезучая. Какая я нелепая".
Дверь, из-за которой слышались голоса, открылась, и в коридорчик вошел Женя. Он был бледен как мел.
— Юлечка, любимая, что с тобой такое? — В его голосе прозвучало такое искреннее сочувствие, что Юлька едва не расплакалась.
— Я не знаю, Женя, что со мной… Черт-те что со мной!
— А вчера? — Он присел перед ней на корточки и заглянул ей в глаза:
— Вчера было то же самое?
— Да, — кивнула она.
— Точно так же? Когда мы с тобой танцевали?
— Да… Если бы я знала почему… Никогда в жизни, поверь, не падала в обморок…
— Это не просто обморок… Ты как будто…
Знаешь, ты делала руками такие движения, как будто тонула…
— Я задыхалась. Не могла дышать. Знал бы ты, как это страшно, — простонала Юлька, закрывая лицо руками. — Не смотри на меня. Я страшная после этого припадка.
— Ты прекрасная. Я тебя люблю.
Она посидела секунду, не отнимая рук от лица. Потом отняла их и с изумлением посмотрела на него. Молодой, холеный, красивый парень в дорогом белом пиджаке сидел перед ней на корточках и признавался ей в любви на второй вечер после знакомства. Парень смотрел на нее серьезно и был, судя по всему, в здравом уме, так что сомневаться в его словах не приходилось. Но тогда ей приходилось сомневаться в собственном рассудке.
— Женя, — с расстановкой сказала она, — посмотри на меня, посмотри очень внимательно.
— Я только и делаю, что смотрю на тебя, начиная с первой минуты, как только увидел.
— Да? И что же ты видишь?
— Девушку, которую я люблю! Почему ты спрашиваешь?
— Потому что, мой милый, такие принцы, как ты, не влюбляются в таких девушек, как я.
— Какой я принц?..
— Принц, принц… — Она закурила, с наслаждением затянувшись сигаретой, и почувствовала себя почти в норме. — Сам подумай, кто ты, а кто я?
— Кто я, ты уже знаешь. Ничтожество, если ты это хотела сказать.
— Ну к чему такая самокритика. — Она жестом остановила его. — У тебя прекрасное прошлое, чудесное настоящее и замечательное будущее.
— Ты так думаешь?
— А разве не так? Папа адвокат, мама… Кто мама? — почти грубо спросила она.
— Никто, — растерявшись, ответил он.
— Как ты?
Он хотел что-то ответить, но сдержался и только сжал губы. Но глаза его на миг стали злыми.
«А жаль, что не ответил, — подумала она. — Тогда точно все было бы кончено».
— Ну ладно, милый. Значит, папа обеспечивает всем вам райскую жизнь, а тебе и маме можно просто быть никем. А вот мне и моей маме, мой милый, чтобы жить, надо быть кем-то.
Слышишь, надо где-то пахать, чтобы что-то жрать.
— Юля…
— Помолчи! Мне противно тебя слушать.
Ты опять скажешь, что влюбился в меня и не понимаешь, почему между нами ничего невозможно.
— Скажу, — кивнул он. — И буду повторять это до тех пор, пока ты не выбросишь из головы свой бред.
Она вдруг поникла.
— Скажи, за что я на тебя взъелась?
— Не знаю! — в сердцах ответил он. — Думаю, просто так. Потому что никаких реальных причин для этого не вижу.
— Знаешь, я просто-напросто тебе не верю, — призналась наконец она. — Не верю я, что ты в меня влюбился. Этого не может быть.
— Но это так, боже мой!
Юлька понуро смотрела на него, а Женя, заметно волнуясь, снова схватил ее за руки.
— Пойми же, я люблю тебя, люблю, люблю, слышишь! — Он повторял эти слова, будто бы злясь. — Можешь ли ты понять, наконец!
— Хотела бы, — кивнула Юлька. — Но трудно.
— Уф. — Он отпустил ее и сел на диванчик. — Нет больше сил. Ты меня вымотала.
Юлька вздохнула. Посмотрела на его ссутулившиеся широкие плечи. Вздохнула еще раз, со значением. Он поднял голову.
— Мы все еще в этом дурацком кафе? — осведомилась она.
— Да.
— Ну так пойдем съедим наш ужин. А то мама скажет, что я не в кафе с тобой была, а в постели, когда я приду домой и наброшусь на черствый хлеб.
Они вернулись в зал, где за это время (оказалось, что прошло всего двадцать минут) прибавилось народу, сели за свой столик, и официант Саша, не выражая никаких эмоций по поводу увиденного, быстро стал подавать на стол блюдо за блюдом. Женя оживился, и Юлька тоже повеселела. Она с аппетитом ела и запивала белым вином деликатесы. Мир не так уж плох. Закурила, пустила струйку дыма в потолок.
