Было очевидно, что совершивший нападение успел скрыться и повторять попытку проникнуть в квартиру не собирается. Маша сделала такой вывод еще и потому, что увидела дворового пса Бобку, мирно трусящего через тротуар в направлении помойки. Этот буро-рыжий кобель, несомненно, имевший в своем активе некоего предка-сенбернара, интересовался двумя вещами на свете – едой и незнакомыми людьми. Первую он слепо и неразборчиво обожал, вторых терпеть не мог. Пес так неприветливо задирал верхнюю губу и щетинил грязную шерсть на мощном загривке, что чужакам становилось не по себе. Впрочем, не было случая, чтобы Бобка кого-то укусил. Догадливый и осмотрительный, как все дворняги, он старался ни с кем не конфликтовать, отлично понимая, что положение его, в общем, весьма непрочно.
«Если бы во дворе все еще был кто-то чужой, Бобка торчал бы напротив моего окна и скалился, и капал бы слюной в лужу, и ворчал. – Девушка проводила взглядом удалявшуюся в темноту собаку и перевела дух. – А страшно жить одной! Даже когда мама была в больнице, я все-таки не чувствовала себя так одиноко. А теперь я… Как наш Бобка!»
Проведя это неутешительное сравнение, Маша решилась наконец зажечь свет, чтобы оценить ущерб. Пол, покрытый истертым линолеумом, усыпали осколки стекла, они блестели на плите, на столе, всюду, куда падал взгляд. Девушка сразу увидела то, что произвело эти разрушения. Неподалеку от окна лежала половинка кирпича. Версия насчет порыва ветра мгновенно опрокинулась.
«Да и ветра никакого нет. – Она присела на корточки, с опаской рассматривая кирпич, словно он мог внезапно подняться с места и полететь в ее сторону. – Ну вот, начало новой жизни! Сколько мы тут живем, никогда ничего подобного, а стоило остаться одной…» Маша снова взглянула на часы, и ей стало вдвойне грустно. Прежде она могла обратиться к брату в любое время, ей бы в голову не пришло чего-то стесняться или бояться. Сейчас, когда с ним рядом была Зоя, даже простой звонок стал проблемой, не говоря уж о таком позднем… «Когда он при ней говорит по телефону, у него голос какой-то чужой, будто кто-то прикидывается Андреем, подражает ему! И все время такое чувство, что ему хочется положить трубку. В такие минуты кажется, что он меня больше не любит…»
Вытащив из-под раковины совок и веник, она смела стекло отовсюду, где успела его заметить. Завершить уборку Маша решила утром, на свежую голову. Оставалась проблема, как спать при открытом окне, пусть даже в другой комнате. Ночь была сырой и холодной, и девушка ежилась под наспех накинутой курткой. Выйдя в прихожую, она открыла дверцу стенного шкафа, чтобы подобрать какую-нибудь старую рухлядь и заткнуть окно. На самом виду, на вбитом в стену гвозде висела теплая куртка Андрея. В ней он ходил последние два-три года, до тех пор пока не встретил Зою. Вместе с новой девушкой у него появились новые вещи, более высокие запросы, и удобная, но совершенно немодная куртка больше его не прельщала. Маша сняла ее с гвоздя и с мстительным чувством заткнула оконный проем, закрепив плотную ткань по краям решетки.
– Спокойной ночи! – громко сказала она, стоя на пороге, словно куртка была частью Андрея и могла отвечать за своего бывшего хозяина. – Хоть на что-то пригодишься!
И закрыла за собой дверь.
* * *
Вероятно, виной тому, что Маша спала до утра как убитая, ни разу не перевернувшись на другой бок, был свежий воздух, которого в квартире оказалось в переизбытке. Куртка прикрывала окно только от дождя, а сквозняки разгуливали свободно. Однако проснулась девушка не от холода, а от назойливых звонков в дверь. Не дождавшись ответа, звонивший принялся стучать, так же настойчиво и энергично. Маша натянула на плечи теплое одеяло, под которым грелась всю ночь, и побрела в прихожую.
Разглядев в «глазке» брата, она отперла и едва успела посторониться – тот влетел в квартиру, чуть не сбив Машу с ног. Оглядев сестру диким взглядом, Андрей воскликнул:
– Что, что с тобой?! Почему окно разбито?!
– Видел? – Она протерла глаза, стараясь проснуться окончательно. – А куртку не украли?
– Курт-ку? – Повторил он по слогам, будто слово это было ему незнакомо. – Машка, с тобой все в порядке? Ты не пострадала?
– Я нет, а вот окно высадили. Начисто, как после бомбежки! Кто-то кирпич кинул. – Зевнув, девушка приоткрыла дверь на кухню и с первого взгляда убедилась, что куртка, украшавшая оконную решетку, на месте. – Придется в ЖЭК идти, чтобы стекло вставили. Я даже понятия не имею, делают они это или нет?
– Да я сам все сделаю. – Убедившись, что сестра вполне спокойна, Андрей и сам слегка успокоился. – Сейчас сниму мерку, заскочу на рынок, в стекольную мастерскую, и вечером, после работы, опять к тебе. Только замазку сама припаси, могу не успеть… А в обеденный перерыв, сама понимаешь, такого мне не купить…
Театр, в котором работал Андрей, располагался в самом центре, неподалеку от Тверской, и приобрести в окрестных магазинах такой предмет, как оконная замазка, представлялось изуверски сложной задачей – все равно, что герою сказки достать молодильные яблоки или аленький цветочек.
– Найду что-нибудь, – кивнула Маша. Она удивилась и обрадовалась, и даже не потому, что решилась проблема с разбитым стеклом. Андрей предлагал свою помощь совсем как прежде, не отговариваясь срочными делами. Его время, свободное от работы, теперь было целиком посвящено Зое, сестра и мать его почти не видели.
– А что это ты с утра пораньше прилетел? – Взглянув наконец на часы, девушка удивилась еще больше. Брат явился в совершенно нехарактерное для него время. В половине девятого утра он, как правило, еще спал, благо его театр начинал жить часов с одиннадцати.
– Я о тебе беспокоился, – неожиданно смутившись, признался тот. – Вчера скверно расстались… И еще Зоя тебе звонила, наговорила, наверное, чего-нибудь… Я не слышал, заскочил в магазин, а когда вернулся, она уже дала отбой, сидела в машине, надутая. Я потом даже не решился тебе позвонить.
– Ну и зря, я не очень-то на тебя обиделась, – удивляясь собственному самообладанию, заявила девушка. Хотя у них с братом возрастная разница всего в три года, она ощущала себя гораздо стар– ше. – В куклах я, в самом деле, понимаю больше, чем в людях. А Зоя тоже ничем меня не обидела. Просто слишком горячо интересовалась, не было ли описи наследства. Боялась, что ячейку ограбили.
– Опять за свое! – в сердцах воскликнул парень, ударяя ладонью о ладонь. – Весь вечер рассчитывала, сколько мама платила банку, да зачем это было нужно, если вклад пустяковый… Знаешь, у нее такой практический ум, ей это покоя не дает! Если в чем-то нет логики, это ее пугает!
– Меня тоже пугает, – заметила Маша, имея в виду, впрочем, нечто иное. – Ты-то сам не думаешь, что нас обокрали?
– А кто его знает, – замороченно протянул Андрей, осматривая разбитое окно. – Тащи рулетку и заодно оденься. Стоишь голая на холоде, пневмонию зарабатываешь!
У себя в комнате девушка торопливо натянула свитер и джинсы, отыскала в рабочем ящике маленькую рулетку. Ее взгляд снова упал на будильник, и Маша покачала головой, глядя на стрелки, слившиеся в одну черту и показывавшие без четверти девять. «Да он никогда в такое время не встает! Его за ноги надо тащить, чтобы вытряхнуть из постели! Прямо завидно, взрослый парень, курит, пьет кофе с утра до ночи, нервы не в порядке, а спит как убитый! Что-то там случилось… Может, с Зойкой поругался?»
