* * *
Третий глаз у Антона, разумеется, не открылся, а Настя так и не сумела устроиться на работу. Возможно, события эти и были неравноценными по значимости, но волновали их обоих. Антона – в шутку, девушку – всерьез.
– Что ты будешь делать, – иронично замечал он, массируя середину лба, когда допивал утренний чай. – Никак.
– Чего – никак? – хмуро спрашивала Настя, сидя перед ним в неплотно завязанном халате, из-под которого выглядывала ночнушка. Она уже настолько привыкла к парню, что воспринимала его как брата. Переодеваться, казаться привлекательной – все это было совершенно ненужным. Было уютно, просто, но не хватало интриги – того, к чему она давно привыкла, общаясь с мужчинами.
– Не прорезается мой третий глаз.
– Бог ты мой, – девушка раздражительно покосилась на Антона. – Ты совсем еще дитя. О чем думаешь?
– Да все о том же – как прозреть.
– Ты – идиот?
– Давай-давай, – порадовался тот. – Мама говорит – настоящий просветленный буддист должен вести себя так, что плюнь ему в глаза – он улыбнется.
– Это дурь, – Настя нерво теребила полы рубашки. – Мне кажется, ты издеваешься. Дело серьезное – я никак не могу найти работу.
– А зачем она тебе? – возразил Антон, в самом деле принимая мечтательный, отрешенный от мирских дел вид. – Разве ты не слышишь, что горы жаждут бури? Не чувствуешь зова реинкарнаций? Твой внутренний голос не говорит тебе, что сейчас убежит кофе?
Настя вскочила – кофе впрямь лился на плиту, только что вычищенную с порошком. Она застонала:
– Ты придурок. Неужели нельзя было сказать прямо: «Кофе вскипает!»
– Что в этой жизни происходит прямо? – философски заметил тот, размешивая сахар в чашке. – Рождение, и смерть, и твой сбежавший кофе – все это явления одного порядка. Кстати, я сегодня жду маму в гости.
Настя оглянулась, держа в руках турку:
– Приготовить что-нибудь?
– Нет. Она спасается на сырой морковке и рисовом бессолевом отваре.
– Никак не могу понять, – она снова отвернулась к плите, вытирая подтеки кофейной гущи мочалкой. – То ли вы все прикидываетесь дураками, то ли и впрямь – не в порядке. Мне нужна работа! Я никогда в жизни не сидела на чужой шее.
– Пора бы, – заметил тот. – Нам ты не в обузу.
– Но ты же не монах! – вспылила Настя. – Ты водишь служебную машину, таскаешь на горбу рекламные листовки, а пачка весит килограммов десять – я знаю. Как ты можешь смеяться над деньгами?
– Деньги – ничто, – просветленно ответил Антон. – Успокойся. У меня нет блата в психиатрических клиниках, а без блата там тебя начнут бить.
– Это ты туда попадешь!
– Как сказать.
…Она первой схватила телефонную трубку и рявкнула туда такое «алло!», что сама едва не оглохла. После краткого затишья возник голос:
– Извините? То есть прости, Настя. Это ты? Борис звонит…
Последнюю фразу он произнес, будто переведя ее с английского.
– Ой, – испугалась девушка, оглядываясь на замершего Антона. – Точно, я. Извините. Я… Не ожидала.
Ее уверили, что ничего страшного не произошло. Всякое бывает. Настя внутренне сжалась – он все понял, услыхав в ее голосе панику.
– Встретимся?
– Хорошо, – она снова взглянула на парня. – Насчет работы?
– Есть варианты.
Настя легко вздохнула. Наконец. Этого она хотела, на это надеялась – и вот надежды сбылись. Пусть Антон иронизирует, явно издеваясь на просветленным состоянием буддистов. Пусть его мама ласково с ней говорит. Пусть Котик болеет – или не болеет, а смирно лежит, будто он тоже достиг какой-то своей собачьей нирваны. Главное – у нее будет работа.
– Конечно, встретимся, – пообещала она.
Уходя – она успела собраться раньше Антона, – девушка услышала его напутствие:
– Не ввязывайся.
– Еще чего? – Она нервно обернулась. – Мы с тобой попали в какую-то странную передрягу. Не выношу таких ситуаций! Живу за твой счет, схожу с ума, слушаю глупости…
– Все, что тебе нужно, – это покой, – Антон встал и вытер масляные от гренок губы салфеткой. – Знаешь, мама собралась в Тибет. Она говорит, что там даже камушки лежат неспроста – каждый именно так, как нужно.
Настя смотрела на него и не понимала – до какой степени может дойти человеческая глупость. Или он не шутил? Ведь совсем не время.
– Мама говорит, она желает посетить все нагорные ущелья, в которых спасались отшельники, – продолжал Антон. – Понимаешь, там какие-то аномальные штучки. Скала метров в двести, а посредине – дырочки. В тех дырочках живут – уж никто не проверял, живы до сих пор или нет, – монахи-отшельники. Как они туда попадали, чем питались, что пили – неизвестно. Земля бесплодная, но дико красивая.
– Ты… Должен ее остановить, – с трудом вымолвила Настя. – Она же не собирается спуститься на тарзанке в такую пещерку?
– Спуститься или подняться – это чепуха, – серьезно сказал Антон, закрывая том из собрания сочинений Мирчи Элиаде. И на сей раз его серьезность не показалась Насте деланой. – Главное – уметь разложить себя на атомы, и тогда понятия «верх» и «низ», «смерть» и «жизнь», «голод» и «пресыщение» – все сольются, и ни единое больше не будет важным. А дальше – ВСЕ!
– Господи…
– А вообще, – он вдруг улыбнулся, – я пошутил. Правда. Иди – поступай на работу. Хотел сказать, что это не так уж важно. Мы как-нибудь пропитаемся.
Настя не ощущала своих рук, ни даже всего тела, будто на миг стала тем самым монахом-отшельником, неизвестным образом существующим в крохотной пещерке-норе на обрывистом склоне горы.
– Но что я для тебя делаю? – вымолвила она наконец. – За что вы все меня содержите? Ты даже ни разу не пытался…
Антон сделал резкий жест:
– А тебе это нужно?
Она впервые задумалась: нужно или нет? И вдруг поняла, что именно сейчас, тут, ему ответит всю правду.
– Нет. Не очень. То есть даже совсем не нужно. – Она лихорадочно растерла загоревшиеся щеки. – Сама не понимаю… Ты все время смеешься, шутишь, а я сейчас пытаюсь серьезно…
– Пытайся. Попробуй.
– Какого черта? – Она завела глаза к потрескавшемуся панельному потолку. Наверху кто-то поставил музыку – одну из тех песенок, которые она слышала в ресторане, сидя рядом с новыми знакомыми. – Мама говорила – увлекайся чем хочешь, но не позволяй втянуть себя в секту.
– Какая секта? Я вообще атеист. Это же была шутка. Для мамы это тоже не все так серьезно – она любит прикидываться в чем-то убежденной, а потом всех разыгрывает и просит приз!
– Но почему ты сейчас так говорил? Я испугалась.
