– Зачем тебе?
– Боишься за него?
– Да ты с ума сошла. Стала меня всерьез подозревать?
– Я верю тебе, – пробормотала Лена. Но внезапно у нее мелькнула страшная мысль – что, если Фатиха подставное лицо? И все ее откровенности, исповеди – только способ держать Лену в руках, заставить ее плясать под их дудку, лишить инициативы? Ведь она действительно перестала думать, стала прислушиваться к советам Фатихи! Как нужен ей был человек, которому можно было бы довериться… Ее даже холодный пот прошиб, но она крепко сжала губы, приказала себе держаться. Фатиха продолжала:
– Ты радоваться должна, что спасла Оксану.
– А все же что это за знаки? – перебила ее Лена. – У Мухамеда на подоконниках ничего не стоит…
– Вот именно. А когда явилась милиция, поставили.
– А что это было?
Фатиха неохотно призналась:
– На кухне – керамический кувшин. А в гостиной – высокая свеча в подсвечнике.
– А если не успеют поставить знаки?
– Хоть один успеют. А вообще-то тут проколов не бывает. В том случае, если не звонят, а сразу начинают выбивать дверь, сразу ставят оба знака, и все в порядке.
– А кто подал знак сегодня?
– В гостиной – Абдулла, – ответила та.
– А в кухне? Ведь сперва знак ставят в кухне?
– Я.
– Ты?!
– Ну что так смотришь? Конечно, я. Потом дверь открыла, а мужчины за то время успели поставить знак, когда услышали, как я разговариваю с милицией.
Лена все никак не могла опомниться от этой новости, и Фатиха рассердилась:
– Ну, что ты в самом деле… Конечно, я это сделала. Должна была сделать.
Девушки помолчали. Фатиха разделась, натянула на себя ночную рубашку и залезла в постель. Вытянулась рядом с Леной, полежала, глядя в потолок, сказала:
– Самир не проснулся, пока они не ушли. А потом вдруг стал звать Иссу. Детям лучше всего. Они не понимают, что с ними творится. Я, когда была маленькая, тоже ничего не знала и не понимала. Мне казалось, мой отец самый добрый и сильный на свете… Я любила играть с братьями, когда они подрастали, придумывала разные игры, они меня слушались. Потом все изменилось. Наверное, рядом со мной, в нашем доме тоже кого-то убивали или прятали, но я ничего не понимала. Помню человека, который жил у нас несколько дней. Мне тогда было лет пять. Он был очень симпатичный, средних лет, седой. Я так хорошо играла с ним. Потом этот человек пропал. Отец сказал мне, чтобы я никогда никому не говорила, что этот человек был у нас в гостях. Мы с детства учились слушаться приказов. И я молчала. А теперь понимаю, что того человека убили, наверное, в нашем доме.
Она говорила ровно, задумчиво, глядя в потолок, словно разглядывала на нем картинки.
– Мне как-то приснился сон. Наш дом в Дамаске, такой родной, знакомый… Я там родилась. И вот мне снится, что на белых стенах начинает выступать кровь. Ее все больше, она течет вниз, во двор, заливает фонтан… А я стою на улице за оградой и не знаю, как мне попасть в свой дом, ведь я утону в крови… И плакала во сне, мне казалось, что я навсегда осталась на улице, что все мои родные погибли, что они задохнулись в этом страшном доме… В сущности, так и вышло. И я, когда там живу, задыхаюсь. Не могу никого видеть, даже отца не так люблю, как раньше. Нет, чем меньше человек знает, тем легче ему жить.
– Верно, – отозвалась Лена. – Пока ты мне не рассказала все об Арифе, я думала – он обыкновенный обманщик. Бросил меня на произвол судьбы с ребенком на руках, не присылает денег, ему на меня наплевать. И все же по сравнению с тем временем, теперь я живу в аду, потому что все знаю. Знаю, что он не забыл меня и Сашку, хотел нас спасти… Знаю, почему он так часто лгал, когда речь шла о его делах. Лучше чувствовать себя брошенной женщиной, чем заложницей… А Сашка… Ты говоришь, что детям легче. Ему, конечно, здесь весело, веселее, чем у моей мамы в Питере… А что с Оксаной? Забыть не могу, да и как такое можно забыть… Кормят ее там?
– Не говори глупостей.
– Она плохо выглядит… А когда я последний раз видела ее у Инны, была как цветочек.
– Я же объяснила – это снотворное.
Лена повернулась к ней лицом:
– Надо что-то делать!
– Ах, перестань. Если бы я могла, Оксана уже была бы на свободе… И ты тоже. Понимаешь, что я хочу сделать то, что никому еще не удавалось? Я вас спасти хочу.
– Ты уверена, что никому не удавалось? А может, тебе просто не рассказывали о таких случаях?
– Почему?
– Ну не хотели ронять свой престиж… Ты говорила, что секта существует с пятнадцатого века. Ты же образованный человек, неужели не понимаешь, что не бывает правил без исключений! За пять веков никто не смог убежать? Не верю! Не могло такого быть… Или же придется признать, что эта ваша секта – самое совершенное на свете учреждение. Хуже гестапо.
– Про гестапо ничего не знаю, – усмехнулась та. – А вот насчет того, что не хотят ронять престиж… Я тебе скажу, что толком никто не знает про секту. Даже самые влиятельные из них.
– Не понимаю! Как же тогда все это существует? Разве не глупо подчиняться правилам секты, о которой ничего не известно?
– Глупо, зато многим удобно. Секта помогает выживать. Материально, морально…
– Морально?!
– Людям нравится знать, что за них есть кому заступиться, надо только следовать правилам, и все в порядке. А бунтовщики… Их никто не жалеет, им никто не сочувствует. А те, кто хотел бы освободиться от влияния секты, вообще стараются ничем себя не выдать, так что когда ловят беглецов, они хуже всех к ним относятся. Все это прогнило за столько столетий, но действует. Мне кажется, что теперь стало еще хуже, чем раньше. Тогда людей сдерживала религия, теперь все – только видимость, осталась одна жестокость… И деньги.
– А много их в Москве?
– Членов секты? Да, немало. Их привлекают здесь деньги и большие возможности, – сдержанно ответила Фатиха.
– Чем они тут занимаются?
– Торговлей.
– Торговлей? Чем же они торгуют? Одеждой, как Мухамед?
– Чем угодно.
– Наркотики?
– Возможно.
– Ты не желаешь мне говорить, да?
– Да. Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.
– Но я уже столько знаю…
Фатиха резко повернулась в постели, так что Лена даже вздрогнула от неожиданности.
– Я вижу, ты пытаешься узнать то, к чему не имеешь отношения. И это меня беспокоит. Что ты задумала, хотела бы я знать?
– А это имеет отношение к тебе? – отпарировала Лена. Она не могла сдержаться, хотя знала, что ссориться с Фатихой бессмысленно. Но происшествия сегодняшнего вечера накалили ее. Она сама не могла себе ответить – доверяет ли она этой девушке? Фатиха ничего не ответила на колкость, и Лена сказала уже мягче: – Меня можно не бояться. Я ни во что без твоего совета не сунусь.
