– Зачем спасать человека, который никому не нужен? – будто про себя, продолжала хозяйка. Она снова держала в руке сигарету, но уже не зажигала ее. – Зачем ему жить?
– Вы ошибаетесь, – возразила Лида. – Не может быть, чтобы человек был никому не нужен.
– Я-то знаю, что может.
– Вы о себе говорите? Разве вы…
– У меня никого нет, – перебила ее та. – Хуже того – я не нужна тем, кто еще есть…
– У вас просто депрессия, – решительно заявила Лида. Она твердо решила держаться жизнеутверждающей позиции – уж очень не хотелось снова вынимать Веру Сергеевну из петли. – Когда мы к вам переехали, у вас таких мыслей не было. Иначе зачем вы стали бы сдавать комнату? Ну зачем? Это на вас что-то накатило, вот и…
– В самом деле. – Хозяйка снова не дала ей договорить. По крайней мере, одна прежняя привычка у нее осталась неизменной. – Зачем я сдавала комнату все эти годы? Думаешь, ради денег?
Лида вовсе так не думала и теперь поняла, что была права. Хозяйка призналась, что комната вовсе не была для нее источником дохода. Конечно, она не брала бесплатных жильцов, но дело все равно было не в деньгах.
– Я просто хотела, чтобы рядом был кто-то живой. Молодой и живой – молодая пара, например, ну как ты с мужем. Обязательно – парень и девушка, и чтобы у них все было впереди. Если у них уже были дети, я таких жильцов не брала. И одиночек не брала, и двух девушек, и двух парней. Сдавала комнату только молодым семейным парам.
– Вот почему вы нас взяли! – сообразила Лида. – А я-то удивлялась, как это ваша комната пустует? Ведь квитки с объявления были почти все сорваны, когда мы к вам пришли! А комната прекрасная и просили вы недорого!
– И что ты решила?
– Я подумала, что вы отказывали кому-то, выбирали… И выбрали нас.
– Да, я вас выбрала, – подтвердила та. – Я же не могла знать, что твой муж исчезнет.
– Значит… – Лида вдруг поняла смысл ее слов и испугалась: – Теперь я вас больше не устраиваю? Я ведь осталась одна!
Вера Сергеевна встала, подошла к постели и успокаивающе похлопала девушку по руке. Ее пальцы слегка дрожали, но голос прозвучал уверенно и спокойно:
– Он вернется, деточка. Он обязательно вернется. Сейчас я принесу тебе еще кофе.
Лида принудила себя выпить вторую чашку. Аппетит пропал начисто – он никак не сочетался с той острой жалостью, которую она испытывала к этой странной, все еще красивой и уже никому не нужной женщине. «Господи, сколько же на свете уродин, серых мышек, посредственностей, не умеющих связать двух слов! Сколько попросту злых и глупых женщин! И почти все они замужем, у них дети, куча родни, подруги, интересы на каждую минуту жизни! А эта никому не нужна! Что же случилось? Ведь должно было что-то случиться, она не выбирала себя такую судьбу! Она страдает!»
После того как девушка перерезала шелковый пояс, на котором повесилась Вера Сергеевна, она чувствовала себя иначе по отношению к ней. Лида как будто приняла странные роды, перерезав пуповину, на которой теплилась жизнь, вдохнула эту жизнь обратно в ее легкие, вернула ее в мир, который та больше не желала видеть. И теперь, в иные минуты, она вдруг ощущала себя старше хозяйки, ответственней, разумней. И порой начинала соответственно держаться – а Вера Сергеевна, как ни странно, не возмущалась по этому поводу.
– Когда я вернусь, – Лида выделяла каждое слово, застегивая пуговицы на куртке, – вы мне все расскажете.
– Хорошо, – покорно отвечала та. – Расскажу, как сумею.
В тот день Света так и не появилась в институте. Ее отлучки не были чем-то необычным – та с легкостью прогуливала лекции, даже накануне важных зачетов. Лида не переставала удивляться тому, как уверена в себе ее подруга. Казалось, Света абсолютно убеждена в своей неприкосновенности – как будто ей когда-то сделали прививку от всех неприятностей, которые постигают обычных, непривитых людей.
«Она умная и быстро все схватывает, не прилагая к этому никаких усилий. Не знает, что такое зубрежка, и могла бы стать лучшей студенткой на курсе, если бы обладала хоть малой толикой прилежности. Но Света как будто плюет на все, что важно для других. Она поразительно уверена в себе, и что еще поразительней – другие тоже в ней уверены. Оценки в ее дипломе будут выше моих – я в этом убеждена. И это не потому, что все пять лет она была пай-девочкой, к кому-то подлизывалась или на кого-то стучала. Да, она-то может с легкостью прогулять целый день!»
Сама Лида рвалась домой как никогда. Ее даже поражало это беспокойство, которое она испытывала теперь каждую минуту. Девушка все время думала о своей хозяйке и убеждалась – возвращаться нужно как можно скорее.
«Она на пределе. Не знаю, что довело ее до этого предела – не я, во всяком случае. Но сделать петлю и сунуть в нее голову… Это, конечно, поступок. Она до сих пор думает о смерти, и единственное, что удерживает ее от следующего шага – это я! Я! Кто бы мог подумать? То, что я откачала ее после повешения, еще ничего не значит. Она сто раз успела бы повторить попытку, пока я спала. Но она дождалась утра, приготовила мне потрясающий завтрак… Приложила усилия, постаралась… Значит, что-то стало привязывать ее к жизни. Она хочет со мной поговорить начистоту – явно хочет!»
Лида сбежала после третьей пары. Она ехала домой с бьющимся сердцем и каждую минуту порывалась перейти на бег или взять на последние деньги такси. Она понимала, что если опять увидит на крюке безжизненную фигуру – то не выдержит, с ней самой случится что-то ужасное… Намного ужаснее простой истерики. И как ни удивительно – она намного меньше думала об Алеше, чем накануне.
Однако Вера Сергеевна была жива и, кажется, чувствовала себя значительно лучше. Правда, ее движения все еще были замедленными, белки глаз сохраняли пугающий кровавый оттенок, а голос звучал придушенно. Однако первым, что услышала Лида, было то, что обед готов.
– Сегодня ты пообедаешь со мной, – сказала хозяйка. – Будет суп и жаркое. На сладкое – вчерашняя шарлотка. – Она чему-то усмехнулась. – Вчерашняя – а как будто это было так давно, – пояснила Вера Сергеевна свою ухмылку. – Мой руки и иди ко мне.
Обед оказался восхитительным. Уже вчера Лида убедилась, что ее хозяйка весьма искусна в кулинарии. Но сегодняшний суп – густой, как соус, сваренный из куриного бульона, корешков сельдерея, моркови и лука… А вослед – индюшачье жаркое в кисло-сладкой подливке…
– Вы так замечательно готовите!
– Когда-то научилась, – заметила та. Сама хозяйка не прикоснулась к обеду. Она сидела в кресле, напротив Лиды, и с интересом наблюдала за тем, как та ест. – А чему научишься однажды, того уже не забываешь. Вроде как с велосипедом, знаешь это правило? Кто однажды освоил велосипед, поедет на нем и через десять лет. И через двадцать…
Правило велосипеда было Лиде незнакомо, но она с готовностью признала, что оно абсолютно справедливо. Обед и в самом деле был выше всякой критики – даже дома ей не приходилось есть ничего столь вкусного. Великолепной приправой к нему служило нынешнее состояние хозяйки. Было что-то незаметно, чтобы Вера Сергеевна опять замыслила самоубийство. Она заботливо ухаживала за Лидой, подкладывала ей лучшие куски и очень настаивала на том, чтобы та взяла добавку.
