Королева приметила, что солдаты, стоявшие на постах, несли свою службу с прохладцей в полной уверенности, что это никчемное занятие, и, если б их неожиданно атаковали, успех был бы обеспечен.
Согласно составленному Изабеллой плану, герцог Бургундский должен был похитить ее из Мармутье, о всех подробностях королева сообщила ему через одного из своих слуг. Герцог оценил ее изобретательность, и через нового посланника королева указала день, когда она отправится в аббатство.
Исполнение задуманного предприятия требовало большой отваги, ведь нужно было проехать пятьдесят лье и чтобы при этом никто не раскрыл тебя. К тому же герцог Бургундский, собиравшийся нанести удар, не мог взять с собой большой отряд, а Дюпюи располагал для отпора значительным количеством солдат. Но если бы герцог Бургундский привлек много народу, Дюпюи, конечно, догадался бы о затевавшемся деле и перевез королеву в Мэн, Берри или Анжу. Все это не обескуражило герцога Бургундского. Он прекрасно понимал, что единственное средство поддержать свою партию – обеспечить себе поддержку Изабеллы; он принял все необходимые меры и добился своего, не будучи раскрытым, – и вот каким образом.
Перине весь обратился в слух.
– Герцог выбрал из своей армии десять тысяч человек на лошадях, – людей самых мужественных, а лошадей самых крепких, – и тех и других он приказал обильно кормить, а на восьмые сутки в ночь он выступил во главе этого войска, покинув свой лагерь под Корбеем и взяв курс на Тур. Шли всю ночь, в глубокой тишине, и только перед рассветом сделали остановку на час, чтобы задать корм лошадям, после этого снова тронулись в путь и шли пятнадцать часов подряд, соблюдая еще большую осторожность, чем ночью; с наступлением темноты вновь сделали привал, – до Тура оставалось шесть лье. Армия эта вызывала удивление у жителей тех мест, через которые она проследовала: всех поражало, что она продвигалась стремительно и при полном молчании. Утром следующего дня, в восемь часов, герцог Бургундский, боясь, как бы, несмотря на все меры предосторожности, сторожа королевы не опередили его, окружил церковь в Мармутье и приказал сиру Гектору де Савез войти в нее, взяв с собой шестьдесят человек. Дюпюи, увидев войска бургундцев, которых он узнал по красным крестам, приказал королеве следовать за ним, рассчитывая вынудить ее выйти из церкви через боковую дверцу, возле которой ее ожидала карета; королева наотрез отказалась. Он сделал знак двум другим стражникам, те попытались воздействовать силой. Но королева вцепилась в решетку клироса, подле которого она стояла коленопреклоненной; ухватившись обеими руками за прутья решетки, она поклялась Христом, что скорее даст себя убить, но не уйдет по доброй воле с этого места. Сопровождавшие ее дамы и принцессы метались в растерянности, моля о пощаде и взывая о помощи; сир де Савез, видя, что сейчас не время колебаться, осенил себя крестным знамением – да простит ему бог за содеянное в доме его – и выхватил шпагу, его люди сделали то же самое.
Тут Лоран Дюпюи окончательно понял, что проиграл; он выбежал через боковую дверцу, вскочил на коня в галопом помчался в Тур; город был предупрежден им об опасности и укрепился, как мог.
Как только Дюпюи исчез, сир де Савез приблизился к королеве и почтительно приветствовал ее от имени Герцога Бургундского.
– Где он сам? – спросила королева.
– У портала церкви, он ждет вас.
Королева и принцессы кинулись к входной двери, путь им преграждала живая изгородь из вооруженных людей, которые кричали: «Да здравствует королева и его высочество дофин!» Увидев королеву, герцог Бургундский соскочил с коня и преклонил колено.
– Несравненный кузен, – сказала она, грациозно приблизившись к герцогу и подняв его с колен, – я должна вас любить, как никого в королевстве. Вы все бросили ради моего спасения по первому моему зову. Заверяю вас, что никогда не забуду этого. Теперь мне еще яснее видно, что вы всегда любили его величество короля, королевскую семью и королевство, высоко ставя общественные интересы.
При этих словах она протянула ему руку для поцелуя.
Герцог сказал в ответ несколько учтивых слов, подчеркнув свою преданность королеве, и оставил охранять ее сира де Савез и тысячу всадников, а сам, не мешкая, отправился с остальной частью армии в Тур, рассчитывая попасть в город прежде, чем тот оправится от изумления. Герцог не встретил никакого отпора, и в то время, как его люди пробирались низинами, он въехал в город через ворота: солдаты Дюпюи покинули их. Несчастный сам оказался в числе пленников, послужив для потомства примером, суть коего заключалась в том, что не должно выказывать непочтение к высоким особам, до каких бы крайностей они ни доходили.
– И что же с ним сталось? – спросил Перине.
– Он был повешен в полдень, – отвечал Ювенал.
– А королева?
– Она вернулась в Шартр, а оттуда переехала в Труа-ан-Шампань, где держит свой двор. Генеральные штаты Шартра – их члены все ее креатуры – объявили ее регентшей и по ее заказу сделали печать, на одной стороне которой, поделенной на четыре части, изображены гербы Франции и Баварии, а на другой – ее портрет с надписью: «Изабелла, милостью божьей королева, – регентша Франции».
Подробности, касающиеся политики, мало интересовали Перине Леклерка, его интересовало совсем другое, о чем он не решался заговорить; наконец, после минутной паузы, увидев, что мессир Ювенал собирается уходить, он спросил, стараясь казаться равнодушным:
– Правда ли, что с дамами, сопровождавшими королеву, стряслась какая-то беда?
– Никакой, – отвечал Ювенал.
Перине вздохнул.
– А где именно королева держит свой двор?
– В замке.
– И последний вопрос, мессир. Вы такой ученый, вы знаете латынь, греческий, географию. Прошу вас, скажите, в какую сторону должен я глядеть, чтобы увидеть Труа?
Ювенал поразмыслил, затем коснулся левой рукой головы Перине, а правой указал на точку в пространстве.
– Вот, – сказал он, – гляди-ка сюда, между колокольнями Сент-Ив и Сорбонны. Видишь луну, которая поднимается над колокольней, а чуть левее яркую звезду?
Перине кивнул головой.
– Эта звезда называется Меркурий. Ну так вот, если провести от нее вертикальную линию по направлению к земле, то эта линия разделит надвое город, о котором ты меня спрашиваешь.
Перине оставил без внимания показавшееся ему невразумительным астрономическо-геометрическое объяснение молодого докладчика государственного совета; его взгляд приковывало лишь то место в пространстве, которое находилось чуть левее колокольни Сорбонны, то место, где дышала Шарлотта. Остальное его не занимало, в этой же точке для него был сосредоточен целый мир.
Он жестом поблагодарил Ювенала; тот важно удалился, преисполненный гордости: ведь он дал своему молодому соотечественнику доказательство истинной учености, упрекнуть же этого беспристрастного и сурового историка можно было лишь в том, как он ею пользовался, да еще в желании довести до сведения слушателя, что он, Ювенал, происходил из рода Юрсен.
[22]
