«Это же деньги Надежды Степановны! – воскликнула Даша про себя, едва удержавшись, чтобы не сказать это вслух. – Люба сделала мне подарок на память! Боже мой! А я-то их искала у себя в комнате, думала, куда она их спрятала, чтобы меня подставить! А они были вместе с моими деньгами, где я и не собиралась их искать! Так это что же получается?! Люба просто пугала меня? Ах, да все равно! Да здравствует Люба! Правильно она сказала: как можно меньше соваться в чужие дела, особенно когда не имеешь о них понятия! Это и мешало мне всю жизнь – моя глупая доверчивость. Теперь с ней будет покончено».
– Барышня, вас к самому вокзалу или можно здесь остановиться? Мне тут удобней развернуться… – Водитель указывал ей на стоянку возле Московского вокзала. – Если сумка тяжелая, могу поднести.
– Спасибо, мне не тяжело, остановите, где вам удобней. – Даша выдернула две купюры из рублевой пачки и протянула ему. – Пожалуйста!
Она подошла к кассам и встала в очередь. Когда перед ней оказалось окошечко, сказала:
– Один билет до Москвы, купе.
– Номер поезда? – раздалось в динамике. Даша растерялась. Номера она посмотреть не успела.
– Любой, тот, который отходит сейчас.
Кассирша замолчала и какое-то время смотрела на дисплей компьютера. Потом изрекла:
– На ближайший поезд купе нет. Есть плацкарта – боковые верхние и сидячий вагон.
Это Даше не понравилось – она хотела ехать за закрытой дверью.
– Тогда на следующий! Мне обязательно купе! А можно… Можно спальный вагон? В двухместном купе?
– Поезд вам безразличен?
– Да, но поскорее…
– Есть СВ на «Березку». Возьмете?
– Во сколько отправление? – Даша сжала деньги в кулаке и приготовилась платить. – Скоро?
– В двадцать часов тридцать две минуты. Раньше СВ нет. Берете?
– Я беру! – заторопилась Даша, просовывая деньги в окошко.
Кассирша набрала что-то на клавиатуре компьютера, сунула бланк в принтер, быстро отпечатавший текст, приняла у Даши деньги и просунула ей билет и сдачу. Даша сгребла все это и отошла в сторонку.
Сдавать сумку в камеру хранения она не захотела, ей было куда спокойней знать, что она находится под рукой, точнее, в руке. Было тяжеловато, но зато безопасно.
Ей вспомнилось, как она впервые приехала в этот город к отцу. Тогда она тоже шла по улице с тяжелой сумкой в руках, с интересом рассматривала здания и прохожих и чувствовала себя такой чужой и лишней среди этой суеты и многолюдья. Она была полна надежд и уверенности в себе и радовалась каждому взгляду, обращенному в ее сторону. Эти взгляды словно подтверждали ее красоту и молодость, ее право на новую, красивую и хорошую жизнь.
Теперь она боялась взглядов и ничего не рассматривала. Умылась и подкрасилась в платном туалете возле Блоковской библиотеки, тут же, на Невском. При этом она чувствовала себя настоящей бродяжкой, у которой нет иной возможности привести себя в порядок.
«Да я и есть бродяжка! – думала она, осмотрев в зеркале свое осунувшееся, очень бледное лицо. Румяна, нанесенные онемевшей от тяжести сумки рукой, легли плохо и казались слишком яркими для ее кожи. Глаза смотрели испуганно и устало, а волосы ей не удалось как следует расчесать. За ночь они сильно свалялись под париком, и у Даши теперь было такое чувство, словно парик все еще у нее на голове. – Я бродяжка, у которой больше нет дома. И был-то не ахти какой, а теперь и того нет».
Она зашла в маленькое кафе в одном из переулков, ведущих от Невского, взяла двойной кофе и пиццу. Ела машинально, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Она чувствовала только то, что голод становится слабее, а время, оставшееся до отхода поезда, сокращается. Теперь каждое свое действие она ощущала только как сокращение времени.
Время шло слишком медленно. Она то и дело посматривала на свои часы, которые завела еще на вокзале, и убеждалась, что остается еще несколько часов, которые совершенно некуда деть. Кроме того, ее начинало клонить в сон.
Чтобы развеяться и не привлекать внимания бармена своим долгим присутствием, она переменила кафе, благо они были на каждом шагу. Теперь она сидела в низком зальце, стилизованном под баварскую пивную, за столиком в углу. Перед ней стояла кружка пива, которую ей навязали у стойки бара, стакан апельсинового сока, тарелка с двумя дымящимися сардельками «по-швабски» и лежала пачка сигарет.
Она курила, отхлебывала попеременно то пиво, то сок, пытаясь разнообразить ощущения и как-то взбодриться, но достигла совершенно обратного эффекта, чтобы держаться в вертикальном положении, ей пришлось облокотиться на стол и подпереть ладонью щеку.
Вид у нее был совершенно пьяный, взгляд – полубезумный. Посетители время от времени поглядывали на нее, и она замечала, что один из них явно желал завязать с ней знакомство.
Это был высоченный белобрысый парень с отвисшими, мокрыми от пива губами. Он смотрел на нее не отрываясь, только изредка наклоняя голову на бычьей шее, чтобы отхлебнуть из своей кружки. Наконец он встал и направился к ней. Не дожидаясь, пока он подойдет, она вытащила из-под стола сумку и пошла к выходу. Парень застыл как вкопанный, на его лице расплылась идиотская улыбка. Даша обогнула его великанскую фигуру и вышла из погребка. Парень за ней, к ее облегчению, не пошел.
Она поняла, что шататься по кафе весь день не сможет.
«Мне надо осесть где-то в одном месте, так, чтобы не уходить… Пойти в кино, что ли…»
Подходящий кинотеатр она знала – бывала там не раз с Аркадием в первое время их знакомства. Он находился неподалеку от Литейного проспекта и назывался «Спартак». Там всегда можно было попасть на старую комедию и посидеть в уютном, маленьком, всегда пустом зале.
До кинотеатра она дотащилась, совсем обессилев. Сеанс должен был начаться через полчаса. Она купила билет, даже не вникая, какой должен был идти фильм. Глаза у нее слипались, и ей было все равно.
В ожидании сеанса она сидела внизу, в фойе, и сонно моргала. Кроме нее, тут не было никого, если не считать билетерши, которая тоже отчаянно зевала и вязала носок с помощью невообразимого количества спиц.
Даша смотрела сначала на нее, потом на стену напротив и вдруг увидела телефон-автомат. Ей в голову пришла мысль – позвонить Настасье Филипповне, чтобы научить ее, что она должна сказать, если Даше начнут звонить из больницы.
«А вдруг мне придется вернуться в Питер? Где я тогда буду работать? Если я прогуляю без причины, меня выкинут вон… А что я могу делать, кроме своей работы?»
Она оставила сумку возле кресла, где сидела, подошла к телефону и набрала номер собственной квартиры. Долго ей ждать не пришлось – Настасья Филипповна оказывалась чрезвычайно резвой, когда надо было подойти к телефону. Ее надтреснутый голос почти умилил Дашу – ведь и с ней теперь приходилось прощаться.
