– Какие это?
– Знаешь, смотрю я на то, как ты стала к ней относиться, и мне совсем не хочется рассказывать тебе о ее планах.
– Я сама тебе расскажу. – Марфа откинулась на спинку стула и издевательски улыбнулась. – Шикарный круиз, правда? Все высочайшего класса, для миллиардеров, суперзвездное. Такой круиз, чтоб даже противно становилось от роскоши. Угадала? По глазам вижу – да. Ну, а дальше-то что? Уверяю тебя, дальше она как-то не промечтала!
Дима не отвечал. Марфа попала в цель с такой точностью, что он почти испытал боль. Она не просто издевалась над подругой – она критически ее анализировала. Фантазия у Люды в самом деле была небогатая, и она никогда не говорила с Димой о том, что будет после их замечательного кругосветного путешествия. Это было больше похоже на хеппи-энд в конце красивого многоцветного фильма, чем на реальное будущее. «Не хватает только слащавой музыки и титров «Конец»!» – подумал Дима, избегая пытливого взгляда новой подруги.
– Ты дашь мне ключи от дома? – спросила она. Голос звучал не вкрадчиво, а просто, по-деловому.
– Возьми в куртке, – устало отмахнулся Дима. После бессонной ночи у него горели глаза и путались мысли, а сон, приснившийся на рассвете, никак не освежил, а напротив – взвинтил нервы. «Впору подать в суд на Ивана Грозного за причинение морального ущерба! Или за вмешательство в частную жизнь? Я бы отдал свою часть этого клада за то, чтобы он перестал мне сниться! С моими нервами нельзя искать клады! Вот Марфа – идеальный кандидат! Какая воля к победе!»
– Я полагаю так, – продолжала женщина, беря с телефонной полки блокнот и ручку. – Мы, как компаньоны, должны нести расходы вместе. Ты потратился, купил дом. А я…
– Часть дома! – напомнил он. – Половину!
– Но в документах значишься ты один! – отрезала она. – Расписку она с тебя брала? Нет? Вот еще одно доказательство того, что доверять нельзя никому! Надо было брать!
– Да ты на что намекаешь?! – задохнулся Дима. – По-твоему, я способен ее ограбить?!
– Я не предлагаю ее грабить! Просто если она начнет возражать против моего участия, ее можно поставить на место, немножко припугнуть, – уже мягче заговорила Марфа. – Кем ты меня считаешь, милый? Воровкой-гастролершей? Проездом из Мюнхена в Краков, единственные гастроли в Москве? Я человек уважаемый, серьезный, в свои двадцать восемь занимаю хороший пост, расту по карьерной лестнице и по карманам не шарю! Просто считаю, что каждый должен знать свое место. Этот клад столько же ее, сколько мой. Пока ее нет. Я вхожу в долю с твоего согласия и беру на себя все расходы по работам на участке! Логично?
Он пожал плечами, и Марфа, воодушевленная его непротивлением, пояснила, что согласна вкладывать в работы свои деньги до тех пор, пока стоимость работ не достигнет двадцати пяти тысяч долларов – то есть не сравняется с долями старых компаньонов. После они произведут перерассчет – кто согласен вкладывать деньги и дальше (скажем, Дима), и в будущем получит больше, а кто нет (Люда) – начнет терять свою долю процент за процентом.
– Изначально у каждого тридцать три процента, – высчитывала она, – но расходы могут оказаться какими угодно. Почему же те, кто будет доплачивать, должны страдать? Пусть все получат по справедливости.
– Делай, как знаешь! – У него всерьез разболелась голова, и половину слов своей спутницы он пропускал мимо ушей. – Бери ключи и действуй.
– А что будешь делать ты? – вдруг переменила тон Марфа. Ее голос зазвучал тепло, по-домашнему, с заботливыми нотками. – Лучше всего тебе лечь и доспать. На себя не похож – весь серый!
Он отмахнулся:
– Успею. Значит, ты наймешь рабочих прямо сегодня?
– А чего ждать?
– Ты собиралась уехать одиннадцатого. Думаешь успеть к Эрику вовремя? – Дима не удержался от иронии. – А он как – тоже считается компаньоном? Из какого же процента? Надеюсь, мне не придется делить с ним еще и деньги?
Он язвительно выделил слова «еще и». Марфа поняла намек и судорожно вздернула подбородок:
– Еще раз пройдешься на его счет, и я решу, что ты в меня влюбился. Повторяю – не пытайся оскорбить человека, которого не знаешь. Это всегда получается нелепо и бьет мимо цели. Так я беру ключи. Вечером отчитаюсь.
Она подошла и поцеловала его – без всякой страсти, почти по-дружески. Дима недовольно отвернул лицо, но Марфа, рассмеявшись, звонко чмокнула его в ухо:
– Ты, видно, из тех, кто любит все усложнять. Да, я замужем, да, Люда пропала. Что это значит – жизнь кончена?
– Зато у тебя все просто. – Он отвел ее руки. – Делай что хочешь, я не возражаю.
Марфа собралась не по-женски быстро. Уже через десять минут он увидел ее легкую фигурку в джинсовом костюме, мелькнувшую в прихожей. Звякнули ключи, женщина бодро крикнула «До вечера!» и исчезла. Дима побрел в спальню, посмотрел на смятую, незастланную постель и со стоном повалился на нее, зарывшись головой в подушку. «Милиция? Да, нужно ехать, но я не в силах. Что я там наговорю в таком состоянии? На меня смотреть противно – похоже, будто неделю пил не просыхая. Решат, что я несу бред, и Люде я этим не помогу. К ним и здоровый человек придет, такое скажет – не поверят. Если бы у меня был хоть подлинник записки… Но он у Люды, в ее паспорте. Она с ним не расставалась. Документы были с ней, и если что-то случилось, тело могли бы опознать… Не могу об этом думать.
Сколько раз я набирал номер ее мобильного телефона? Сколько слышал, что абонент недоступен? Если с ней что-то случилось, телефон давно разрядился, я звоню на мертвый аппарат».
Он еще глубже зарылся под одеяло и сомкнул воспаленные от бессонницы веки. «Полчаса, всего полчаса. Я чувствую, что усну. Хорошо без Марфы, хорошо быть одному…»
На кухне зазвонил телефон, он с досадой выругался и накрыл голову второй подушкой. Десять звонков, и снова благословенная тишина. Дима снова стал проваливаться, но его вырвала из сна очередная серия звонков. Он переждал их уже с настоящей ненавистью и дал себе слово, что, если телефон зазвонит в третий раз, он пойдет, ответит, да ответит так, что его на другом конце провода узнают с новой, неизвестной стороны. Однако неизвестный абонент отчаялся дозвониться и больше не тревожил его покоя. Дима сам не заметил, как уснул, ожидая третьего звонка.
* * *
– Его нет или он не берет трубку! – пожаловалась подруге Татьяна. – Что делать? Я боюсь, что он запьет!
– Дима не из таких, – отрезала Ирма, как всегда, ничем не мотивируя свое мнение. – Оставь его в покое, а то он на тебя разозлится. Дети в тридцать лет не очень-то в нас нуждаются.
Она сказала «в нас», словно подчеркивая свои близкие, почти родственные отношения с Димой. Татьяна недоверчиво промолчала. Ей вовсе не казалось, что сын в ней не нуждается. Именно теперь ему нужны были помощь и советы, и именно теперь он их так безжалостно отвергал…
– Вчера, когда я рассказала ему о гадалке, он просто высмеял меня!
