– Почему же, верим, – возразил Самохин. – Но знаете, более четкое алиби вам совсем не помешало бы. Тем более, что сейчас вам станут задавать куда больше вопросов, чем прежде. И наверняка это буду уже не я.
Она косо на него взглянула:
– Бросаете меня на произвол судьбы?
– Не по своей воле. Я бы предпочел закрыть это дело об ограблении, выслушать вас в качестве свидетеля и проститься с миром. Но возникло еще одно дело, и вы наверняка уже знаете какое.
– Ясно, дело об убийстве, – протянула она все с тем же олимпийским спокойствием. – Все говорят, что Виталия выбросили из окна. Да я и сама так полагаю. Он был слишком слабоволен, чтобы выпрыгнуть с семнадцатого этажа самостоятельно.
Самохин даже отодвинулся:
– Вы так полагаете? Очень любопытно. Значит, вы хорошо его знали? Она улыбнулась:
– Очень хорошо. Я была с ним в близких отношениях, если выражаться культурно. Ну что, получили свою правду? – И, снова занявшись капризным чулком, пробормотала себе под нос:
– Только кому от этого польза? Не мне, во всяком случае.
– Значит, вы признаете, что снимали квартиру с ним на пару? – Самохин был слегка удивлен тем, что женщина охотно во всем призналась. – Признаете, что навещали его там?
– Я с ним жила, – резко поправила женщина. – Что значит – навещала? Навещают домработницы и сиделки, а я была его любовницей. И я бы ни от кого на свете этого не скрывала, не будь он женат, а я замужем. Сами должны понимать, в каком положении оказываются семейные люди, которые затеяли такую ерунду, как мы с ним. Кажется, давно не дети, а вот подите… Сошли с ума.
– В день его гибели вы там были?
– Да. Я объявила ему, что мы расстаемся, и уехала к вам в управление. Что было дальше, могу только догадываться.
– Он выражал намерение покончить с собой?
Камилла впервые проявила какие-то признаки тревоги. Взгляд заметался, и после заминки женщина ответила, что не может утверждать этого с определенностью. Но настроение у Виталия было очень подавленное. Что да, то да.
– Вообще-то он легко впадал в депрессию, – призналась она. – Это было для него перманентным состоянием. Ну а когда я сказала, что возвращаюсь к мужу навсегда… Виталий был просто в отчаянии.
– Вы никому не сообщали адреса той квартиры? – неожиданно переменил тему следователь.
Камилла снова заколебалась. Потом, вздохнув, сделала решающее признание. Да, она совершила такую глупость напоследок… Но только потому, что всерьез рассердилась на любовника.
– Он был так неразумен, никак не хотел примириться с неизбежным! Я ему давно говорила, что пора возвращаться к жене. Не к новой, так к старой, что ли… А когда я ушла, у меня возникла одна идея. Хотелось подстраховаться. Понимаете, мне нужна была гарантия, что он вернется к жене… Может, я поступила жестоко… – Женщина вздохнула. – Я послала телеграмму. Адрес я знала, как-то просмотрела его паспорт, просто из любопытства. Там была прежняя прописка.
– Вы послали телеграмму Ирине?! – Тут даже Самохин не выдержал. Он был изумлен этим признанием.
– Да, ей.
– Но почему именно бывшей жене?!
– Да разве эта дурочка, – женщина пренебрежительно кивнула на дверь, – сможет с ним справиться? Господи помилуй, на таких, как она, мужчины воду возят. Делайте теперь со мной, что хотите. Если несчастье случилось из-за этой телеграммы, я готова отвечать.
Самохин только покачал головой. Он едва не сказал, что, вероятно, так и было, – если бы Ирина не явилась в гости к бывшему мужу, тот вряд ли решился бы на прыжок из окна. Но что он мог утверждать с определенностью? Против бывшей жены Владыкина были только косвенные улики. Правда, с каждым днем их накапливалось все больше.
– Вы оказали своему другу очень плохую услугу, – заключил он. – Не знаю, придется ли вам за это отвечать, скорее всего, нет. Но надо же было понимать, что вы имеете дело с больным человеком!
– Вы кого имеете в виду? Витю или Ирину? Он отмахнулся:
– Ладно, идите.
– Мне снова придется подписывать показания? – осведомилась женщина, вставая с постели и оправляя задравшуюся на коленях юбку. – Давайте сделаем это побыстрее! Я ухожу в отпуск, мы хотим куда-нибудь съездить всей семьей. Кстати, вы еще не связались с Филимоновой?
Она тут же пожалела о вырвавшемся вопросе. По лицу Самохина было понятно, что он успел забыть об этой второстепенной свидетельнице. В данный момент его волновало совсем другое.
* * *
Люди начали расходиться до неприличия поздно, когда за окнами совсем стемнело. Ольга, валясь с ног, провожала их и принимала пьяные, вымученные соболезнования. Искренне переживала и плакала только одна старуха – дальняя родственница Виталия. Но, взглянув на ее оплывшее, бледное лицо доброй идиотки и запачканное соусом платье, Ольга поняла, что та находится в глубоком маразме и слезы у нее льются сами собой. Захлопнув, наконец, дверь, она без сил опустилась на пыльный ящик с кафелем.
Истерично всхлипнул дремлющий за столом Илья. Звякнуло какое-то стекло, на кухне полилась вода. «Неужели кто-то остался?» – обморочно подумала Ольга. И почти удивилась, увидев выходившую в коридор девочку. Она уже успела о ней забыть.
– Где мне лечь? – спросила та.
– Сейчас покажу. Мама ушла?
– Раньше всех. Когда вы еще говорили в спальне со следователем.
– Откуда ты его… Хотя конечно. – Ольга с усилием встала, ноги ее почти не держали. – Не знаю, где тебя положить.
– Ну, если вы с дядей Ильей ляжете в спальне, я устроюсь на диване, – деловито предложила Таня. И, увидев затравленный взгляд, хитро улыбнулась:
– Да не прячьтесь от меня, я все знаю. Думаете, это для кого-нибудь тайна?
– Ты вообще слишком многое знаешь. – Ольга пошла за ней в столовую расталкивать Илью:
– Ну, вставай же, поимей совесть! Все давно ушли!
– Отвали, – пробормотал мужчина, прикрывая лицо локтем. – Я сплю.
– Надрался как свинья, – с удовлетворением произнесла девочка, критически наблюдая за ними.
И тут у Ольги сдали нервы. Все, что ей приходилось сносить последние дни, последние месяцы, выплеснулось в ненавистном крике:
– А ну заткнись, соплячка, или я тебе задницу надеру!
Она бы никогда не поверила, что способна так обратиться к ребенку, даже самому капризному. Ни один избалованный ученик в лицее не мог довести ее до истерики. А уж кричать на падчерицу – какую-никакую, а родню… Но ей было уже все равно. Развернувшись к Тане и безжалостно тряся ее за плечи, Ольга даже не замечала, что девочка выше ее, шире в плечах и, конечно, легко может дать сдачи. Та не сопротивлялась, но и не пугалась. Она как будто наблюдала за происходящим со стороны, вынося безмолвные оценки. И женщина вдруг опомнилась. Она опустила руки и тихо извинилась.
