Он рассказывал, а она слушала и так внимательно смотрела,
что время от времени он смущался и спрашивал:
– Что вы на меня так смотрите?
Она смотрела, потому что он ей очень нравился, просто
ужасно.
Ей хотелось за ним ухаживать, и однажды в модном дорогущем
магазине она поймала себя на том, что изучает вешалки с мужскими костюмами и
прикидывает, какой из них больше подошел бы Долгову.
У них еще ничего не было, и любовь даже не началась, и о
семье его она была осведомлена, но костюмы уже рассматривала и ругала себя за
это. Тогда она работала в больнице, но уже собиралась уходить – диссертация, отзыв
на которую написал Дмитрий Евгеньевич, открывала ей путь в иностранные
фармацевтические представительства, где больше платили, не было боли, грязи,
черной работы, ночных дежурств и обезумевших людей.
Кажется, Долгов осуждал ее за то, что она собирается
«дезертировать».
– Я не могу вкалывать по ночам, возиться со стариками и
старухами, выслушивать бесконечные жалобы и ничего за это не получать!
Наверное, я плохой врач, но я не могу!..
– Если из медицины уйдут все порядочные и образованные люди,
кто же в ней останется?
– Вы останетесь, Дмитрий Евгеньевич!
Он исподлобья смотрел на нее голубыми страшными глазищами, и
у нее холодело сердце.
– Обо мне нет речи, – возражал он негромко. Он всегда
говорил негромко, и только потом она узнала, что именно этого его негромкого
голоса до смерти боятся все ассистенты и медсестры. – Но дело ведь не во мне!
Насколько я могу судить, вы вполне профессиональный человек, недаром вы
диссертацию защитили! И неплохую…
– При чем здесь моя диссертация?! Я все равно никогда не
смогу сделать в науке ничего нового, и та область, в которой я работаю, давно и
хорошо изучена!
– Двигать вперед науку, может быть, и не нужно, – соглашался
он все так же негромко, и в этом была сумасшедшая убежденность, – но в любой
профессии должны быть порядочные люди, просто хорошо делающие свое дело! И меня
бесит, что все эти люди, и вы в том числе, почему-то уходят из медицины!
– Потому что в ней невыносимо, в этой вашей медицине!
– А ваши больные? – спросил он и взглянул исподлобья. –
Которые завтра будут ждать, что к ним придет добрый доктор, вылечит и поможет?
С ними как? Как вы им объясните, что добрый доктор отправился искать место
получше?
Она молчала и смотрела на него – потому что он очень ей
нравился! Нравилась его негромкая убежденность, категоричность, максимализм,
черт возьми!..
– Дело не в том, что я ненормальный и ничего не понимаю, –
продолжал он. – Дело в том, что наша с вами профессия нас слишком ко многому
обязывает! – Он подумал и продолжал смущенно: – Вы не подумайте, что я святой…
– Нет? – живо переспросила Алиса.
– Нет, – твердо сказал он, решив, что она спрашивает без
иронии, – но я точно знаю, что если уж вы взялись лечить и больные в вас верят,
их бросать нельзя! Вы бросите, еще кто-нибудь бросит, и вообще все бросят, и с
кем останутся больные?..
Он взглянул на нее голубыми серьезными глазищами, и Алиса
Порошина поняла, что жизнь ее кончилась.
Вот в этот самый миг.
То, чем она жила прежде – работа, зарплата, диссертация,
мама поссорилась с сестрой, надо бы помирить обеих, бывший муж, заботившийся о
ней, будто он был никакой не бывший, – все перестало существовать.
Вселенная начала вращаться в другую сторону. Крохотная
воронка, в которую закрутилась материя, когда Алиса позвонила Долгову и
пригласила его на кофе, стала стремительно вращаться, захватывая весь
окружающий мир.
Дмитрий Долгов об этом еще даже не подозревал, а она уже
строила планы, как соблазнить его!..
Он должен быть моим. Просто потому, что больше ничьим быть
не может. Он с его тихим голосом, голубыми глазами, сумасшедшей убежденностью в
своей правоте, с его диктаторскими замашками – он искренне бы удивился, если бы
ему сказали, что у него диктаторские замашки! Я получу его на любых условиях –
в качестве любовника, приходящего партнера, мужа другой женщины, мне все равно.
Какая разница!.. Он создан, чтобы быть моим, и он будет моим.
И она его соблазнила.
Много лет спустя, когда они хохотали, вспоминая «первую
ночь», Долгов всячески отрицал, что это она его соблазнила, и говорил, что
давно уже принял решение, что важные решения он всегда принимает сам, что, едва
ее увидев, он уже знал, как все будет дальше, и Алиса с ним не спорила.
Во-первых, спорить с ним не имело никакого смысла. Он был
прав по определению, даже когда не прав.
Во-вторых, он действительно всегда принимал решения сам, и
она вполне могла позволить ему пребывать в этой иллюзии.
В-третьих, она его любила.
Так, что сердцу становилось невмоготу.
И все-таки это она его соблазнила!..
Она пригласила его к себе, в свою квартиру, которую муж
оставил ей после развода, и тщательно готовилась к его приходу. Денег тогда у
нее было маловато, но на салон красоты, где она провела часа три, не меньше,
было не жалко. Из салона она вышла совершеннейшей красавицей. Все, что можно
было улучшить, было улучшено. Все, что улучшить было нельзя, не имело никакого
значения.
Она всегда хорошо готовила и уже знала, что именно он любит,
и, первый раз накрывая для него ужин, очень волновалась.
Говорят, что при любовном заговоре очень помогают розовые
свечи и розмарин. У нее не было ни того, ни другого, но, если мысли
материальны, в ужине, должно быть, оказалось столько Алисиной сексуальной
энергии, что ею можно было запитать небольшую электростанцию и снабжать
отдаленные поселки светом!
Они не были слишком молоды, чтобы стесняться друг друга. Они
не были слишком неопытны, чтобы демонстрировать друг другу показательную жгучую
страсть.
Они оба понимали, какой опасной может стать связь, которая
задумывалась простой и приятной, если к делу подключаются не только гормоны, но
и мозги!
Может произойти небольшой направленный ядерный взрыв, вот
что!..
У него было красивое тело, тяжелое, тренированное,
спортивное, и ей оно очень нравилось, и не нужно было уговаривать себя не
обращать внимания на недостатки.
Не было никаких недостатков! Она рассматривала его с
первобытным женским любопытством, как экскурсантки из Липецка рассматривают
статую Давида в Пушкинском музее. Она ничего не боялась и ни о чем не печалилась.
Все приводило ее в восторг, и тогда она еще не знала, что этот восторг
останется навсегда. Не знала, но догадывалась, конечно!.. Он как будто разрешал
ей делать с ним все, что она хотела, и она делала!
