– Господи, ну, конечно, можно! Сейчас я тетрадь открою… Где
же мои очки? Куда я их сунула?! Вечно теряю, никак не могу привыкнуть, а ведь
раньше-то я, как орел, видела!..
Она выудила откуда-то очки, уселась за стол, открыла толстую
тетрадь на пружинах и стала быстро листать.
– Так. Вот у нас июнь, значит! Двадцать первое, двадцать
второе… Вот! Вот двадцать шестое!
Она пододвинула к нему тетрадь, поглядела и еще поправила
так, чтобы ему удобней было читать.
– Спасибо, – пробормотал Долгов.
В списке было несколько фамилий – часть из них Долгов знал,
часть не знал, вот его собственный звонок, он тогда просил Абельмана посмотреть
кого-то, и …
И два звонка из двести девятнадцатой клинической больницы.
– А из нашей больницы кто звонил, вы не помните?
– Вот не помню, Дмитрий Евгеньевич! – Секретарша опять
молитвенно сложила руки. – Как отрезало у меня! Эдик-то ведь об этом уж
спрашивал! А я, колода старая, никак не вспомню! Вроде от главврача звонили.
– Точно?
– Вроде от него.
– А… вот тут везде фамилии, а здесь нет. Почему вы фамилию
не записали? Не помните?
Анна Ивановна только моргала виновато.
– Много звонят, Дмитрий Евгеньевич, вот я и дала промашку!
– А может, тот, кто звонил, вам и не назвал фамилию? Сказал,
что от главврача, вы и соединили?
Она задумалась, просветлела лицом и произнесла торжественно:
– Точно! Так оно и было! Вот вы молодец какой, Дмитрий Евгеньевич!
А я все не могу с мыслями собраться, как же это вышло, что я фамилию-то не
спросила! Точно так и было! А Эдик мой как раз недели за две у вас на базе
консультировал кого-то, ну, в триста одиннадцатой то есть! Я и решила, что
опять по тому делу, и перепросить – не переспросила! А что?! Случилось что? И
Эдик волновался, и вы волнуетесь!
Человек позвонил, сказал, что из больницы, и его соединили с
Абельманом. Фамилию свою он не назвал. Абельман ответил, и… что дальше?
Допустим, звонил главврач, хотя тот точно представился бы по
фамилии, а не по номеру больницы, но допустим, допустим!.. Абельман взял
трубку, главврач сказал, что это он, и попросил Эдика устроить больного в его
собственную больницу?!
Чепуха какая-то.
– Анна Ивановна, – сказал Долгов задумчиво, – можно мне
копию сделать с этого листочка?
– Сию минуту сделаю, конечно! Вам только один листочек, вот
этот самый?
– Только один. За двадцать шестое.
Ксерокс выплюнул теплый листок, испачканный черным по краям,
там, куда пришлись тетрадные пружины, и Долгов задумчиво сунул его в портфель.
Как правило, никто никогда не скрывается за анонимными
телефонными звонками, когда просит положить больного в ту или иную клинику. В
этом нет никаких секретов!.. Внутри медицинского сообщества все осведомлены –
вот эта больница получше, а та похуже, зато там работает Оксана Степановна, а
со щитовидкой – только к ней!.. Все также осведомлены и о том, кто из врачей
чего стоит, кто в чем преуспел или, наоборот, в чем отстал, на чье
профессорское звание можно вообще не обращать внимания, поскольку оно ничего не
стоит, и кто из рядовых врачей блестящий диагност или хирург!.. Хлопотать «о
своих» принято и считается вполне нормальным, и скрывать это странно и глупо!..
Кто хлопотал о Евгении Ивановиче?! Почему нет фамилии на
листочке за двадцать шестое июня?! Кого он просил пристроить его в больницу, и
этот «кто-то» потом просил Абельмана, а Абельман – Долгова?!
Странно. Странно и непонятно все это!..
Так же странно и непонятно, что Евгений Иванович принимал
снотворное, думая, что принимает нитроглицерин! Он был мнительным человеком, в
этом Долгов убедился лично, и вполне мог вбить себе в голову, что страдает
тяжким сердечным недугом. Но таблетки нитроглицерина не перепутаешь ни с какими
другими! Они крохотные, быстро тают во рту – если таблетки, а не капсулы.
Капсулы тоже крохотные, красные и тоже очень легко узнаваемые! Если Грицук
принимал нитроглицерин, значит, должен был знать, как он выглядит! Снотворные
таблетки совершенно на сердечные не похожи!
Мнительный Евгений Иванович не мог не заметить подмены! А
если заметил, почему принимал?!
Стоп, сказал себе великий сыщик Долгов. Остановись. Ты
слишком увлекся.
Никто не знает, принимал он их или не принимал! Таблетки
нашли у него в вещах уже после его смерти! Он вполне мог их и не принимать! Он
все время повторял, что его хотят убить и вот-вот убьют из-за книги, которую он
написал и в которой «всех разоблачил». Может быть, его кто-то пугал?!
Долгов вышел из вымытых до блеска стеклянных дверей и пошел
к своей машине, которую боком приткнул почти на пороге какой-то кофейни.
Надо бы помыть, равнодушно подумал Долгов про машину.
Грязная, как трактор, вернувшийся с посевных работ. Впрочем, оно и понятно.
Вокруг триста одиннадцатой больницы действительно идет все время стройка, и мой
ее хоть каждый день, все равно стоит один раз проехать, особенно после дождя, и
готово дело! Машина вся в глине!
Кто-то что-то недавно говорил про грязную машину и про
дождь, Долгов никак не мог вспомнить.
Какой-то парень, которого он «запер», ходил вокруг его джипа
и монотонно ругался в мобильный телефон.
– Слышь ты, придурок! – заорал он на Долгова, когда тот
нажал кнопку и машина мигнула фонарями, открываясь. – Кто так тачку ставит?!
Не, ну кто так ставит?! Подожди, это я не тебе, тут придурок пришел, который
меня запер! – Это уже в телефон. – Слышь, мужик, ты бы радовался, что я тебе
стекла не переколотил! В следующий раз так поставишь, костей не соберешь, это я
тебе обещаю!
Тут Долгов повернулся и посмотрел орущему в лицо сверху
вниз. Он смотрел две секунды, не отводя глаз, и парень вдруг поперхнулся своей
руганью, сунул телефон в карман и вытянул руки по швам.
– Я поставил только на пять минут, – негромким голосом
сказал Долгов. – Прошу прощения, что доставил вам неудобства.
Парень шмыгнул носом.
– Да ладно, чего там, – пробормотал он, провожая взглядом
спину Долгова, который садился в машину. – Это я к тому, что мало ли что, в
другой раз так поставишь, так еще того… фару кто-нибудь разобьет…
– До свидания, – попрощался вежливый Долгов и вырулил с
тротуара.
У него болела голова – оперировать ему нравилось гораздо
больше, чем изображать из себя сыщика, и в этих самых сыщицких делах он никуда
не продвинулся.
Ну, листочек с телефонными звонками он получил. Ну, узнал,
что жена покойного Грицука совершенная неврастеничка. Подложный нитроглицерин
оказался каким-то сложным препаратом, в основе которого были старые добрые
барбитураты. Ну, допустим, что никто Грицука не травил и снотворное он
лошадиными дозами не принимал! Положим, Глебов выяснит, были ли у него
наследники, и было ли им что наследовать – в этом Долгов уж точно ничего не
понимал!
