– Мария Георгиевна? Это Дмитрий Евгеньевич. Как у вас дела?
– Все нормально, – неожиданно веселым голосом ответила
заведующая реанимацией. – Если вы про Екатерину Львовну, то ей значительно
лучше! Я даже думаю, что завтра мы ее снимем с тяжелых препаратов и она уже
будет более или менее адекватна!
– Тяжелые – это какие? – осведомился Дмитрий Евгеньевич и
приостановился, дожидаясь Кравченко.
– Да зачем вам, дорогой мой? Вы все равно в них не
разбираетесь!
– Я разбираюсь, – пробормотал Долгов.
– Ну, это нам известно, – парировала Мария Георгиевна, и
Долгов отлично понял, на что она намекает.
Случилась у него такая история, после которой вся реанимация
только и делала, что «намекала»!..
Был длинный день, и как-то все сразу навалилось одно за
другим! Сначала он удалял почку, потом толстую кишку, вне плана, потом матку –
это уже гинекологи попросили, что-то они сомневались, и нужно было помочь.
Дмитрий Евгеньевич помог. Напоследок ему привезли еще и геморрой, и пришлось
делать и его, хотя, как правило, он геморроями не занимался. Когда Долгов вышел
из операционной, оказалось, что уже семь часов вечера и за окнами простирается
полярная московская зимняя ночь.
– Дмитрий Евгеньевич, – сказала ему едва державшаяся на
ногах Мария Георгиевна, когда они мылись, чтобы наконец-то выйти из
операционной. – Ну, кишка, почка, матка, все понятно! А зубы вы не дергаете?..
Долгов захохотал так, что уронил мыло, и с тех пор ему при
каждом удобном случае поминали его «универсальность» – только, и вправду, зубы
не дергает!..
– Короче говоря, если захочешь, можешь завтра утречком ее
навестить и даже поговорить, – продолжала Мария Георгиевна, называя его на
«ты», что редко с ней случалось. – И еще, вроде бы Терентьев хотел тебя видеть.
– Вроде бы или хотел?
– Ты позвони ему, – душевно посоветовала заведующая
реанимацией. – Он ведь тоже… нервничает.
– И я нервничаю, – сказал Долгов и опять приостановился,
чтобы подождать Кравченко, собиравшегося каяться. – Мы все нервничаем!
– Ах, Дмитрий Евгеньевич, – заключила заведующая. – Не
умеете вы людей жалеть и понимать! И прощать!
– Я не умею?! – поразился Долгов.
– Не умеете, – сказала она то ли с восхищением, то ли с
осуждением. – Всегда вы точно знаете, что хорошо, а что плохо!
– Ничего такого я не знаю, – отчеканил Долгов довольно
жестко. – Я к вам зайду сегодня, Мария Георгиевна. Я уже в больнице.
А может, она права? Может, с ним на самом деле невыносимо?
Может, он живет как-то неправильно? И если так, что же нужно немедленно в себе
поправить, чтобы начать жить правильно?
Была у него такая черта – он не умел заниматься
самоуничижением просто так. Ему нужны были конкретные действия, ведущие к
конкретным результатам! Он забывал покупать цветы Алисе, а потом понял, что ее
это обижает, и с тех пор стал покупать к месту и не к месту, неважно! Главное,
что он понял, в чем проблема, и решил ее. Ну несколько слишком хирургически
решил, но хоть так!..
– Проходите, пожалуйста! – Долгов пропустил Кравченко в
кабинет, вошел следом, заняв сразу очень много места, протиснулся на свое
кресло за столом, скинул хирургическую шапочку, которую, должно быть, забыл
здесь в прошлый раз, разгреб какие-то бумаги, чтобы было куда положить руки,
снял трубку с больничного телефона и сунул ее к себе в карман.
– Хотите чай или кофе? – Не слушая, что скажет ему мужчина,
который неловко пристроился напротив и смотрел на него мрачным, решительным
взглядом, Долгов поднялся, заглянул в чайник, обнаружил, что воды нет, и кофе
тоже нет, и сахара нет, пожал плечами и сел на место.
– Ничего нет, – объявил он, улыбкой смягчая объявление. –
Слушаю вас, Андрей.
– Вы меня спасли, – ни с того ни с сего торжественно сказал
Кравченко. – Наверное, было бы лучше, если бы я умер, но вы меня спасли!
– Что вы глупости говорите, – перебил его Долгов, который
терпеть не мог выступлений подобного рода. – Во-первых, вас спасла сороковая
скоропомощная больница, и Павел Сергеевич Ландышев, а вовсе не я! Во-вторых,
это не нам с вами решать, что лучше, жить или умереть.
– Да я и так не живу, – скривившись, выговорил Кравченко, и
Дмитрий Евгеньевич посмотрел на него с интересом. – Но не в этом дело!.. Дело в
том, что я тогда к вам больницу приехал! Меня жена замучила – езжай, мол,
благодари, ну, я и поехал!.. Если бы не вы, – добавил он задумчиво, – не было
бы меня сейчас. Правда.
Он долго готовился к разговору, и ему казалось, что все
будет очень легко – он просто расскажет ангелу-хранителю, как было дело, может
быть, покается в грехах, а потом примет собственное решение, что делать дальше.
Никто не сможет принять это решение – только он!.. Ни жена, ни Дашка тут ни при
чем. Каждый умирает в одиночку. Он, Андрей, умирал в одиночку много лет, ему не
привыкать!
Оказалось, что так легко и… красиво, как он нарисовал себе в
воображении, умереть не получается! Ну, никак не получается!
Представляя себе ангела-хранителя, он совершенно позабыл о
том, что этот самый ангел – человек. Совершенно нормальный молодой мужик,
подъехавший к больнице на хищном и тяжелом джипе, собранном в фатерлянде. Он
говорил негромко, но как-то так, что его невозможно было ослушаться, и не
выпускал из рук мобильный! У мужика было совершенно не ангельское, а очень даже
человеческое лицо, красные от недосыпания глаза, немного лысый загорелый череп,
здоровенные ручищи и плечи шириной в дверь. И одет он был так, как когда-то
одевался сам Андрей – еще когда ничего не боялся и не стоял в передней, ожидая
приглашения пройти в парадные комнаты! И портфель он бросил на пол досадливым,
совершенно человеческим движением, и халат надел, и ноги вытянул, как все
нормальные люди!
Андрей, собиравшийся каяться, вдруг осознал, что перед таким
каяться будет сложно.
– Дмитрий Евгеньевич, – мрачно начал он. – Я ненавидел
человека по фамилии Грицук. Он отнял у меня все!
– Все – это что конкретно? – перебил его Долгов. Андрей
уставился на него. – Ну что именно? Деньги? Машину? Ну, я не знаю! Карьеру,
может быть?
Андрей отвернулся и уставился в пол, чтобы не смотреть на
ангела-хранителя, который с каждой минутой нравился ему все меньше и меньше.
– Я любил только одного человека. Женщину. Она вышла замуж
за Грицука. С тех пор я ее никогда не видел. Его я тоже не видел, хотя очень
хотел его убить. Но тогда у меня не хватило духу. Я увидел его здесь, у вас в
больнице. И сказал ему, что я все равно его убью. И после этого он умер.
Воцарилось молчание. Андрей еще какое-то время смотрел в
пол, а потом поднял глаза. Долгов изучал его с почти профессиональным
интересом.
