Дуня с негодованием отвергла это предположение. Она решила воздержаться от полной откровенности и сказала старухе, что ей известно, будто сыновья у Людмилы – ребята не слишком надежные, и, когда она узнала, что Нелли с ними познакомилась – стала переживать за нее. Потому и пришла сегодня – прояснить ситуацию.
– Только вы, ради бога, – никому не говорите, зачем я приходила!
Старуха дала честное слово, что не скажет. Зачем она будет вредить таким славным девушкам! Она поинтересовалась дальнейшей судьбой Ирочки. Дуня и тут не стала откровенничать. Она понимала, что сообщение о смерти девушки испугает старуху, и та уже не будет молчать – такое шило в мешке не утаишь, она обязательно заговорит об этом с какой-нибудь подружкой… Дуня ограничилась тем, что сказала, будто у Иры все по-прежнему.
Старуха вздохнула:
– Девчонки, девчонки, губите себя, а ради кого? Хоть бы рассмотрели как следует, прежде чем в постель ложиться!
Дуня улыбнулась:
– Ну ко мне это не относится.
– Вот и я говорю – ты слишком для этих двух подонков хороша, – проворчала та. – Ладно, мне пора… Только вот куда идти? Туда или обратно? – Она рассмеялась: – Ну, лапочка моя, мы и заболтались! Теперь уже поздно в гости идти. Пойду-ка лучше в магазин, а потом домой. По телефону пообщаемся, ничего… Уже лето скоро, будем с Фимкой на лавочке встречаться.
Прежде чем они распрощались, девушка взяла с нее слово – если Нелли опять появится в этой квартире, пусть старушка найдет возможность перемолвиться с ней парой слов. И обязательно передаст, чтобы та позвонила ей, Дуне. Она еще раз описала внешность девушки, и старуха заверила ее, что ни с кем не перепутает девушку. И напоследок дала Дуне чисто женский совет – сделать «химию». Анна Петровна сообщила, что сама в юности была кудрявенькая, и парням это намного больше нравится.
– А за модой не следи! Мода проходит, а мужчинам нравится все одно и то же, – заметила она, лукаво улыбаясь. – Чтобы фигура была хорошая, кудряшки и глаза голубые. Ты хорошенькая, зачем это скрывать?
Дуня засмеялась и сказала, что подумает.
Идя к метро, девушка устало думала, что вряд ли в этой просьбе – связаться с Нелли – была необходимость. «Нелка и сама отлично соображает, что мы все волнуемся… Однако никому не звонит. И что ей моя просьба, если она даже родителей бросила? Нет, с ней что-то случилось… В ту ночь она, может, не имела возможности позвонить. Но вот когда зашла к этой Людмиле… Почему она не сделала звонка оттуда? Никто за ней не гнался, ни за кем она не следила, телефон – вон он, висит в коридоре на стене. Что проще – снять трубку, набрать номер? А она не позвонила. Это было четвертого, а сегодня уже шестое… Господи помилуй! С ней точно что-то случилось!»
Уже в метро, ступив на эскалатор, она вспомнила о своих трофеях и открыла сумку. Фотографию, которую ей подарила Людмила, она даже в руки не взяла. Зато бумажку, которая была спрятана под снимком, развернула и прочитала очень внимательно. Она читала ее, спускаясь вниз, читала, остановившись на платформе, в вечерней толпе… Перечитывала в вагоне.
Это была долговая расписка – на имя Лени. Расписка на восемь тысяч долларов. Имя кредитора она видела в первый раз. Но удивило ее вовсе не это. Весь текст был размашисто перечеркнут жирным крестом. А внизу было приписано: «Уплачено полностью». И дата – февраль текущего года.
Глава 13
Только сейчас женщины и познакомились как следует. Татьяна никогда бы раньше не подумала, что это когда-нибудь произойдет, – слишком резкую антипатию она ощущала по отношению к матери Жени. Теперь Юлия вызывала у нее смешанные чувства – тут была и жалость, и удивление, и любопытство.
Она просидела у своей новой приятельницы почти два часа. Женщины устроились на кухне и запивали свои горькие разговоры черным кофе без сахара. Татьяна не курила, хотя ей очень хотелось зажечь сигарету. Одной из грустных новостей, которые сообщила ей Юлия, было то, что у нее уже полтора года быстрыми темпами развивается рак груди, и хотя она тут же, как узнала об этом, бросила курить и не пьет ничего крепче кофе, улучшений никаких…
– Уже была одна операция, готовлюсь ко второй, – сказала та, по виду – почти равнодушно. – Но я уж знаю – если начали тебя резать, они уже не остановятся, пока в могилу не ляжешь. Раньше нужно было спохватиться. А как, когда? Я работала, пахала, как ненормальная… Как все сейчас, кому удается хорошо зарабатывать. Держалась за своем место. Я ведь получаю больше мужа. Он на стороне не подрабатывает, сидит в своей поликлинике, очки старушкам и школьникам выписывает. Какой-то он у меня пассивный… С места его не стронешь. А я устроилась в квартирное агентство, риэлтером, и получала прилично.
Она вздохнула и сказала, что сама себе отмерила еще года два. Хотя уже сейчас чувствует себя настолько скверно, что сомневается в своем прогнозе, находя его слишком оптимистичным.
– Главное, я уже не знаю, зачем мне жить еще два года, – пробормотала она, поворачивая в руке пустую чашку и разглядывая кофейную гущу на дне. – Раньше все было ясно – семья, ребенок. А теперь что? Я беспокоилась за Женьку, как всякая бы на моем месте беспокоилась… Пока она училась в школе, я ее вот так держала! А потом упустила. Как раз нашла эту новую работу, стала меньше времени ей уделять. А оглянулась как-то – и нет у меня Женьки. У нее уже другие интересы, авторитеты, своя жизнь.
Татьяна почти не говорила – только слушала. Хозяйка предложила ей поужинать, но та отказалась, сославшись на отсутствие аппетита.
– Я тоже почти не ем, – призналась Юлия. – Едок остался один – супруг мой. Ему все по барабану – аппетит не пропадает. А что? Он здоровый мужик.
Она произнесла это с какой-то недоброй завистью, как будто то, что муж не болел смертельной болезнью, было непорядочно по отношению к ней самой. Юлия сообщила, что дочь тоже почти не ест дома.
– Готовит там у себя, – она указала пальцем в пол. – Там и ест, и своего хахаля кормит.
– Вы совсем махнули на нее рукой?
– А! Маши не маши – что изменится? Отец ей как-то надавал, чтобы не забывалась, – она его обхамила, представляете? Так к нам поднялся этот Петруша и поговорил с ним. Вон, – она указала на треснувшее и заклеенное скотчем стекло в кухонной двери. – Это осталось на память.
Оказалось, что мужчины форменно подрались. Правда, драка вышла короткой. Петр, едва войдя, заявил, что не позволит, чтобы Женьку избивали. Женька при этом часто демонстрировала полученные от него самого синяки, но парня это ничуть не смущало. Отец сказал ему, чтобы он катился отсюда, и тогда парень его попросту толкнул в грудь.
– Короче, порезанный локоть, синяк и разбитое стекло, – резюмировала Юлия. – И все осталось, как было. Я сказала мужу – хватит, не связывайся. Что мы можем сделать, если он живет в нашем же доме? Так можно было бы хоть Женьку запереть. А с другой стороны, как ее запрешь-то? Взрослая девица, а мы оба на работе. Правда, я сейчас все больше по больницам таскаюсь. Нет, ничего уже сделать нельзя.
