Мы полгода там встречались, а нарвалась я как раз, когда не надо!"
Маша уже сама не понимала, на что досадует больше — на измену Димы или на свою неудачу. Мелькнула мысль о том, что сказать матери. Та, разумеется, мечется сейчас по квартире, не находя места. Она строго приказала Маше возвращаться домой сразу после дачи показаний, никуда не заворачивая. «Еще хорошо, что не нужно объясняться с отцом!» — Ее передернуло от одной мысли о такой возможности. — «Мама ничего про этот звонок ему не скажет, даже и предупреждать не нужно…»
Матери она рассказала все, как есть. На этот раз Маша решила не скрывать ничего — слишком тяжело было на душе, да и страшно тоже. Мать неожиданно проявила выдержку и понимание. Истерики, которой боялась и ждала Маша, не последовало.
— Все к лучшему, — сказала та, внимательно выслушав дочь. — Таких гадов, как твой Дима, полно, можно штабелями складывать. И потом, он для тебя был староват. А что он женатый — это я могла тебе давно сказать, только не хотела.
— Как — могла? — Маша подняла заплаканные глаза, — Да так. Опыта у меня побольше, чем у тебя, дурочка, — женщина ласково поцеловала дочь в щеку. — Ух, соленая! На будущее помни — если мужчина полгода водит тебя за нос, не дает домашнего телефона и не хочет зайти, познакомиться с родителями — он женат. И что бы он тебе ни плел, все равно знай — женат!
— Только не говори…
— Отцу? — усмехнулась та. — Я тебе не враг. И ты полгода от меня скрывалась! Я бы могла кое-что посоветовать. Наплюй на своего Диму! И если будет звонить — не отвечай. Бросай трубку. А нарвется на меня, я ему кое-что скажу, лапочке…
— Не надо, — Маша вытерла слезы. — Я сама ему позвоню.
— Ты рехнулась? Я с кем сейчас говорила?! — взвилась мать. — Чтобы с ним больше никогда!
— Мне нужно поговорить, — твердо возразила дочь. — Не о любви, не думай. Ты должна понять — тут дело серьезное. Убили человека, и я оказалась в это замешана! Я должна задать ему пару вопросов. После этого все контакты прекращу.
Мать, скрепя сердце, признала, что та права. Пусть Машу ни в чем не обвиняют, а только допрашивают как свидетеля, все равно — это крупная неприятность.
— Сегодня свидетель, а завтра — если никого не найдут — и обвиняемый, — сказала женщина. — Правильно, позвони ему и поговори. Но если он снова начнет навязываться…
— Думаю, не начнет, — Маша взяла трубку. — Если можно, выйди.
Мать безмолвно удалилась. Девушка быстро набрала номер, который помнила наизусть. В висках у нее стучало, но глаза оставались сухими. А она-то вчера думала, что будет плакать навзрыд, если услышит его голос.
Несколько долгих гудков и раздраженное «алло!».
— Это я, — сухо произнесла Маша. — Сразу предупреждаю — все кончено.
Ей не ответили. Ее просто слушали, и девушка горько улыбнулась: «Сказать-то нечего!»
— Кого убили?
— Маша, я…
— Ты? — теперь она смеялась вслух, — Про тебя я уже узнала немало. И мне это совершенно неинтересно. Так кого убили?
Пауза. И голос, странно искаженный, ответил, что убили соседа Татьяны, преподавателя итальянского языка, некоего Боровина.
— Это я знаю, что убили соседа, — все еще смеялась Маша. Смех был нехороший, истерический — после такого болит голова и колет в солнечном сплетении. — Я хочу понять — как это вы не заметили трупа, раз оба были в квартире?
— Маша…
— И каким образом он туда попал? — она повысила голос. — И почему я должна отдуваться за всю эту грязь?!
— Маша! — закричал в трубку мужчина, которого она еще два дня назад любила. — Если бы я сам знал!
— Значит, не можешь ответить?
Она бросила трубку. Телефон звонил еще дважды, но она к нему не подходила и матери не позволяла. Маша ушла к себе в комнату, улеглась на кровать — как была, даже не сняв сапожек, и попыталась подумать о том, как жить дальше. Но так ничего и не придумала. К ней подмышку снова залезла кошка, и девушка вспомнила о той парочке, которую встретила в подземном переходе. Следователь ими очень заинтересовался. Зачем она про них сказала? Да еще и телефоны дала… Маша вспомнила несчастный взгляд девочки, замкнутое лицо ее матери и подумала, что нельзя забывать золотое правило: «Семь раз отмерь, один раз — отрежь». Теперь еще и за них возьмутся…
… — Молодцы! — Голубкин сделал последний глоток и с разочарованием заглянул в опустевшую кружку.
Растворимый кофе он терпеть не мог, но все же это было лучше, чем ничего, при такой-то запарке. — Значит, последние три звонка — один и тот же номер?
— Да, — ответили ему по телефону. — Твой Исаев звонил в телефон доверия.
— Отлично! Дай номер. Когда звонил?
— Это мы не выцепили — но скорее всего той ночью. Хотели поговорить с тамошним психологом — было ли три звонка от одного абонента в ночь с четверга на пятницу. Но там сейчас только автоответчик.
Телефон ночной, психолог заступит на смену в девять вечера.
— В девять? — Голубкин записал продиктованный номер. — Ладно, позвоню сам. Что с бутылкой?
— Коньяк в порядке, — с усмешкой ответили ему. — Ребята уже выпили.
— Сволочи!
— А на бутылке чего только нет! А ты хотел, чтобы там была всего пара пальчиков?
Голубкин снова выругался, но уже беззлобно, и осведомился, хороший ли хоть коньяк? Ему ответили, что замечательный. Хоть какая-то награда за это поганое дело!
— Могли бы и мне оставить, — буркнул следователь.
— А мы и оставили, — порадовал его приятель-эксперт. — Заходи, попробуй.
— Допивайте сами! Что насчет крови в квартире Исаева? Мазки взяли, как я просил? Там только его, или…
В трубке раздался тяжелый вздох:
— Не повезло, Петр Афанасьевич. Мазки-то взяли, и анализ провели, в экстренном порядке. А что толку? У Исаева и Боровина одна группа — вторая. Ну ты же не будешь настаивать на ДНК-тесте?
Голубкин послал всех к черту и сказал, что сперва дождется, когда Исаев придет в себя. Повесив трубку, тут же сорвал ее и позвонил в больницу. Ему ответили, что больному лучше, но он отказывается общаться, не ест и все время лежит с закрытыми глазами. И еще декламирует какие-то стихи, причем не по-русски.
— Вообще, ему место не у нас, — сказал дежурный врач. — У парнишки сдвиг. Вот подлечим немного и сплавим… Сами понимаете, куда.
Звонок
Галина очень редко брала дежурства в ночь с субботы на воскресенье. Это были самые тяжелые и неприятные часы, какие только могут выпасть на долю психолога, согласившегося выслушивать жалобы ночного города. Во-первых, многие звонившие были нетрезвы. Неудивительно — накануне выходного дня… А расслабившись, под влиянием алкоголя, а порой и чего похуже, клиенты становились невыносимы. А во-вторых, она все-таки старалась оставить воскресенье свободным — для семьи. Иначе, отдежурив, она полдня проспит, не видя ни мужа, ни дочки, а потом будет слоняться по дому, как сонная муха, и не сделает даже половины дел.
