Нет, группу свою он, Даня, сюда не поведет. И на электричке они не поедут. Студенты Плехановского института, «Плешки», как ее в Москве называют, люди небедные, все на машинах. Поэтому поедут уж никак не на электричке. На тачках и со стороны улицы Клинской.
Что ж, он их там поведет по забору и покажет Амбреллу. Там отличный вид открывается – со зловещинкой, особенно в сумерках, когда последние угли заката догорают в суровых седых небесах, окутанных тучами.
Лохи-туристы также пытаются пролезть на территорию за забор со стороны парка Грачевка. И опять же они ошибаются, там их пачками ловит охрана. Приезжают менты эти, которые полиция теперь, и везут дураков в отделение.
Охрана палит… В этом, суслики вы мои, дети ночных форумов, вы правы.
Охрана палит вовсю…
Но у каждого сталкера свой путь в Амбреллу. Даже в такую позднотень улица эта никогда не спит. И всегда полна машин, и кажется, ты тут на виду весь, прямо как на ладони.
А вот и не весь…
Даня-Душечка огляделся по сторонам – кювет, труба коллектора. Пованивает, конечно, но зато…
Десять шагов в кромешной тьме, и вы уже за забором с той стороны.
Здравствуй, Амбрелла, неисповедимы твои пути, мертвая… нет, все еще живая, живая, жутко живая.
Вынырнув из старого коллектора, Даня-Душечка стоял в кустах и смотрел на темную громаду больничных корпусов.
Да, его группа пройдет здесь. Но сначала для крутизны он их поводит вокруг забора, рассказывая все то, что знает про Ховринскую больницу.
Вон то окно… вон под самой крышей. На него падает дальний свет железнодорожного прожектора с платформы Ховрино.
Из этого окна выглядывает порой призрак Студента Без Головы.
А вот та стройплощадка – это все угодья Мертвяков, они вылезают ночами из подвала и резвятся там как дети, играя обглоданными костями тех экскурсантов, которых они тут словили, которые не сумели от них удрать.
Да, не повезло пацанам…
Так он и скажет своей группе, когда они будут пялиться на этот двор – здесь главное везение. И еще надо иметь быстрые ноги и крепкие нервы. Быстро улепетывать, если что-то услышишь…
Ну, типа хррррр… хрррррр… уауууууууу!
Тс-сссс, только ни звука… так он скажет своей группе, только ни звука, у НИХ острый слух и чертовски острое чутье.
Что, испугались?
Так вы еще не видели Двор Крикуна. О, это его охотничьи угодья. И не дай вам бог оказаться в этом дворе на территории Амбреллы после захода солнца.
Даня-Душечка вышел из тени и зажег карманный фонарик. Прислушался. Все тихо – ни собачьего гавканья, ни шагов охраны. И никаких конкурентов-экстремалов.
Лазов внутрь тут предостаточно. Но он выберет для своей группы вот этот. Тут еще сохранились лестница наверх и просторный зал, где можно будет немного передохнуть.
Светя фонариком, он вошел в здание заброшенного больничного корпуса. Вестибюль на первом этаже всегда напоминал ему египетский храм Луксор, где он провел незабываемый день.
Но здесь нет статуй богов, зато есть росписи – все стены испещрены граффити.
Больница эта – край чудес…
Зашел в нее и там исчез…
Большой талант это написал. Это как восточная танка – коротенькие строчки, а сколько смысла. Бездна смысла!
Но они не исчезнут здесь, у него иная задача. Он просто должен показать своим клиентам, своей группе настоящий экстрим, показать Амбреллу во всем ее пугающем великолепии.
Он двинулся в сторону правого коридора. Шагал привычно и уверенно.
И Амбрелла приняла его в свою утробу.
Проглотила с костями, ненасытная.
Мимо платформы «Ховрино» прогрохотал товарняк.
Глава 10
Помощники
«Вроде и не пили вчера, и не гуляли, и по бабам не ходили, а ездили на происшествие. Что ж так все мозжит, двоится-троится в глазах с утра?»
Это Катя услышала на ступенях родного главка – ГУВД Московской области, что в Никитском переулке, от двух хмурых оперов из уголовного розыска, вышедших покурить.
Истина глаголет устами страждущих по понедельникам.
Сама она уж точно не гуляла вчера, и в ресторане выпили они с Сережкой Мещерским сливового вина по бокалу. А потом сразу такие дела – расстрелянные машины на шоссе, взорванный мост, аэродром «Райки».
Как она домой добралась, во сколько? Как доползла до постели потом – ничего не помнит. Мещерский, конечно, ласточка верная, он довез, доставил. И смылся. Наверное, костерит ее, что втянула его во все это, испортила воскресный вечер.
Там же девица какая-то ошивается у него… из Новосибирска, из тайги, крепкий кедровый орешек… а ну и пусть… Или она уже уехала восвояси?
На работу Катя зверски опоздала. На часах электронных в вестибюле главка одиннадцать. Но она ведь с ночного происшествия в районе, ее шеф, начальник пресс-службы, наверняка уже в курсе.
А у КПП на проходной какой-то вялый конфликт.
– Но мне назначено приехать в одиннадцать часов.
– Тогда, пожалуйста, ваш пропуск.
– Но у меня нет пропуска.
– Бюро пропусков за углом, позвоните тому, кто вас вызвал, и вам пропуск закажут.
– Но я телефона не знаю.
– Без пропуска я вас не могу пропустить.
– Но что же мне делать? Мне позвонил среди ночи заведующий нашей лабораторией и сказал, что я должна явиться сюда, в Никитский переулок, в полицейское управление. Что нашу лабораторию срочно подключают к работе. Я приехала, вот она я.
– Обратитесь в бюро пропусков. Вы фамилию помните того, кто вас вызвал?
– Заведующий нашей лабораторией профессор Флинтовский-Питкевич. Вот же у вас напротив вашей полиции тут на Никитской улице Зоологический музей, так его дед был одним из его основателей.
– Простите, я вас про фамилию нашего сотрудника спрашиваю. Кто вас сюда вызвал?
– Откуда я знаю… сказали, какой-то Гущин. Или, может, не Гущин, я перепутала.
В словесности упражнялись на КПП двое – строгий неподкупный сержант в форме и молодая женщина в сером.
Катя, порхнувшая было к лифту (и так ведь опоздала), остановилась, услышав фамилию Гущина. Обернулась, оглядела незнакомку.
Брюнетка с прилизанными волосами, в очках, за которыми бледное личико словно прячется. Никакой косметики, одета в серый костюм – юбка длинновата, под жакетом белая блузка с отложным воротником. На тощеньких ножках балетки. На плече огромная сумка – не портфель для деловых бумаг и ноутбука, а прямо целый чемодан, куда десять ноутбуков уместятся. Сумка так и тянет ее за собой, и девушка (лет этак тридцати) крепко придерживает ее левой рукой, а в правой у нее зажат носовой платок. И когда она объясняется с сержантом на КПП, она отчаянно этой рукой жестикулирует, тыча носовым бумажным платком чуть ли ему не под нос.
