Все сгрудились у темного проема. Странный вид открывался отсюда, с восьмого этажа Амбреллы: море огней огромного города, но все это не здесь, а там, за периметром ограды.
А тут лишь тьма, высокие, как утесы, пустые корпуса, тени – там во дворе внизу, шорохи, шорохи…
– Вот, слышите? – внезапно спросила Вера Холодная, обернув к двери, в которую они только что вошли, настороженное, раскрасневшееся от крутого подъема личико. – Вот снова, слышите?
– Я ничего не слышу, – сказал Смайлик Герштейн.
– Звуки… Пока мы по лестнице поднимались, мне все казалось, что за нами идет кто-то.
– Тут такое бывает, – сказал Даня-Душечка.
– Что, преследователи незримые? – бойфренд одной из Пастушек скривил мину.
– Нет, просто чудится иногда, тут ведь кругом сквозняки, ветер.
Бойфренд одной из Пастушек наклонился, поднял с пола осколок кирпича и запустил его в окно.
Спустя несколько секунд они услышали глухой стук – кирпич ударился о плиты Двора Разбившегося Насмерть.
А потом сразу откуда-то снизу донесся еще один звук. Словно что-то прошелестело, проползло, царапая шероховатые стены.
– Вот! Это что? – прошептала Вера Холодная.
– И мы тоже слышали, – Пастушки прижались друг к другу.
– Это не ветер, на ветер не похоже, – сказал Смайлик Герштейн.
– Давайте-ка спускаться, там еще одна лестница есть целая, только надо пройти весь этаж, – Даня указал в направлении темного провала.
Они медленно брели по усеянному битым кирпичом и щебнем полу. Стены тут тоже расписаны граффити, но уже никто не шутил, что это место «натоптанное».
Все так же медленно и осторожно начали спускаться по ступенькам. Тут сохранилось даже некое подобие перил в виде железных брусьев.
– Вот сейчас опять, вы слышали? – Вера Холодная, то ли самая «остроухая», то ли испуганная больше остальных, снова замерла на месте. – Кто-то идет за нами.
Все остановились на площадке между четвертым и третьим этажами.
Тихо все.
Бетонный свод над головой как крышка гигантского пенала.
– Давайте спустимся совсем вниз, – предложил один из рязанских молодоженов. – У меня что-то от этой лестницы чертовой голова кружится.
Спустились, но в другом месте – далеко от вестибюля.
– Я поведу вас в следующий корпус, – объявил Даня-Душечка.
Он оглянулся на свой маленький отряд. Все как-то сбились в кучу, и вид у всех уже не веселый, не бодрый. Но оно и понятно, такой марш-бросок вокруг периметра, потом коллектор, подъем на восьмой этаж, а затем спуск.
– Сейчас мы пройдем вдоль стены, на которой тот самый Зловещий Рисунок снаружи, – пояснил он. – Но на улицу нам лучше не показываться.
– А что, Крикун нас услышит? – хмыкнул бой-френд одной из Пастушек.
– Заткнись, – велела Пастушка.
А ее подруга спросила:
– А кто такой этот Крикун?
– Тот, кто кричит по ночам, – сказал Даня. – Люди говорили, кто тут ходил до нас. Но когда охотится, он молчит. Его не слышно. Вот как сейчас.
Все начали оглядываться по сторонам. Пятна фонарей ползали по стенам.
Какие огромные трещины в этих стенах…
Сколько тут дыр в полу…
Сколько непроглядных темных проемов, уводящих глубоко в недра Амбреллы.
Вдоль стены все уже буквально крались.
Даня свернул в один из коридоров, и они растянулись за ним цепочкой. А потом все снова как-то сгрудились, словно никто не желал замыкать шествие в темноте.
Внезапно потянуло сквозняком, а потом долетели еще запахи – паленого и нечистот.
– Там впереди свет, костер, ой, что это?! – Вера Холодная, отпрянув, наткнулась на Даню, прижалась плечом к его груди. В другое время он бы обнял ее крепко, и пошел куда подальше Смайлик Герштейн, зависший где-то там в арьергарде. Но сейчас было не до нежностей.
Даня отстранил Веру рукой, сделал знак, чтобы никто не шумел, и…
Они вышли в зал, усеянный мусором, картонками, ящиками, с огромной дырой в потолке, куда спиралью вился дым маленького костерка, разложенного в центре зала.
Возле костерка сидели трое, и они уже поднимались – грязные, лохматые бродяги. Двое одеты в замызганные куртки, а на одном что-то вроде старой черной рясы или халата и сивая борода клочьями.
– Вам что тут? Чего забыли? – хрипло спросил один из бродяг.
– Все, все, мы уже уходим, – Даня попятился.
– Так сразу и уходите?
– Отчего же так скоро? – осведомился бородач (не пойми кто, то ли ряженый, то ли уличный проповедник-хиппи, то ли поп-расстрига, этакий современный Варлаам). – Проходите, может, это Господь привел вас сюда, пути его неисповедимы…
Амбрелла, это твои пути неисповедимы…
Больница эта – край чудес…
Зашел в нее и там исчез…
– Мы уже уходим, это все ваше, нам ничего тут не надо. – Даня поднял руки.
– А я дарю вам и кров, – бородач повел рукой, – и стол, и очаг.
– Телку хоть одну нам оставьте! Бог и тот велел делиться.
– Моисей провел народ свой через пустыню и пришел сюда, в землю обетованную.
– Телку, я сказал, оставь нам, вот эту!
Корявый палец уперся в Веру Холодную. Щелкнуло лезвие выкидного ножа.
– Сиськи твои зацелую, откушу…
– Все, делаем ноги быстро! – скомандовал Даня.
Он схватил Веру за руку, и они помчались назад в темноту.
Топот…
Эхо…
Темные коридоры…
Кто-то из них споткнулся и упал, тут же поднялся на ноги и помчался, обгоняя остальных.
Топот…
Эхо…
Эхо…
Они влетели в зал без окон – такой огромный, что он походил на Белорусский вокзал. Свет фонарей уперся в арматуру железных балок наверху, на потолке, высоко над головой.
Все запаленно дышали. Никто отряд не преследовал.
– Оторвались, – сказал Даня и сел на корточки.
Остальные буквально повалились – кто сел, кто сполз по стене.
– Тут полно неадекватов, особенно ночью, – сказал Даня. – Прежде еще больше было, но охрана палит, остались самые наглые и самые опасные.
– Веня, – Вера Холодная обернулась к Смайлику Герштейну, – Веня, ты почему за меня там не заступился?
– Все же сразу побежали.
– Этот гад хотел меня… он хотел меня изнасиловать. Почему ты за меня не заступился?
