Катя вспомнила ЕГО лицо, когда он это говорил. Нет, он не издевался тогда и не торжествовал. Он сделал очередной ход в своей игре и ждал реакции.
– Особо он Клочкову приказал, чтобы в Ховринку они непременно взяли с собой в поход дочку вице-губернатора, – продолжал Гущин. – Это же сразу такая огласка. А он ее и добивался в тот момент. Максимальной огласки, максимального шума. Он сам ведь и в информационные агентства сразу в ту ночь позвонил, и на телевидение. Это не был слив информации из дежурной части. Это он сам все организовал, как и было задумано по его плану. И он своего добился. Ховринка оказалась в центре внимания, спецназ полез в подземелье, даже метро закрыли. Потому что, по свидетельствам этих ребят, чудовище выглядело и воняло так, что те, кто знал о проекте Тефида больше, чем мы, окончательно убедились, – образец и правда вырвался на свободу. С окрестностей аэродрома и биокомбината сразу убрали и оцепление, и войска, и поисковые отряды. Что Веретенникову и было нужно. Он забрал образец Тефида из хранилища и перевез его в бокс под их недостроенным небоскребом, где корпорация «Биотехника» планировала сделать банковское хранилище, так что мест, куда можно спрятать похищенное, там предостаточно.
– А саркофаг в лесу? – спросила Катя.
– Как видишь, там было два контейнера – один в другом. Внешний после убийства своих коллег там, на дороге, Веретенников открыл. Он ведь знал код замка. Помнишь, электронный замок был открыт. А потом он его вывел из строя, и при помощи электроножниц, когда крышка уже была открыта, он взрезал ее как бы изнутри, создавая иллюзию, что НЕЧТО вскрыло эту крышку именно изнутри, понимаешь? Другое дело, что те, кто знал об этом проекте больше нашего, – Гущин хмыкнул, – не обратили внимания на отсутствие там на месте вскрытого второго контейнера. Но возможно, они просто были не в курсе того, как именно хранили образец… то есть тело этого несчастного парня Рюрика… и то, во что оно потом превратилось под влиянием Тефиды.
Катя вспомнила гроб хрустальный. И как крышка отлетела…
– За образцом Тефида охотился также и Лыков, – сказала она.
– Этот знал больше нашего и о проекте, и о том, что нашли. Он же работал на станции, слышал все разговоры. Парень понял: дело сулит огромные деньги. Он ведь догадался о том, чего мы не знали, – что после нападения образец снова вернули в ту же самую лабораторию. Он знал, что она у аэродрома. Говорит сейчас во время допросов, будто засек там машины корпорации. Но не знал, как туда внутрь попасть. Нанял вертолет, чтобы осмотреть местность и прорепетировать, как организовать угон.
– Он говорит, что узнал Веретенникова.
Гущин вздохнул.
– Они встречались на станции «Восток», и Лыков его знал. А потом, уже после нападения, когда он понял, что образец Тефида кем-то похищен, он вдруг увидел его случайно у карьера. В тот самый день, когда Веретенников… Август сначала избавился от погрузчика, а потом явился к нам с вопросом, «что это горит там в карьере?». Так вот Лыков и тут смекнул и сумел тайком прилепить ему под днище внедорожника сигнальный маяк. Он отслеживал его передвижения. И быстро понял, что Веретенников выдает себя перед нами за другого. Вор у вора хотел дубинку украсть. Но у Веретенникова не так-то было легко выиграть эту многоходовую комбинацию, – Гущин как-то отчаянно взмахнул рукой. – Я тридцать лет в розыске, но таких, как он… таких преступников я еще не встречал. Это такая феноменальная наглость, такая дерзость… чтобы явиться к нам под видом федерала и быть в самой гуще событий, держать все нити и нас же и дурить… И ведь сколько он всего сделал один – убил, забрал образец, срежиссировал ховринские события, взорвал мост, камеры эти чертовы расположил так, что слышал, как мы тут суетились на месте происшествия и как ФСБ своего человека обещало прислать. Он был в курсе и решил рискнуть. Но думаю, все же имелся у него помощник, ведь поддерживать жизнеобеспечение контейнера Тефида кто-то должен был в отсутствие Веретенникова. И потом надо было проконтролировать поступление денег на заграничные счета. И, кажется, помощника этого мы не найдем уже никогда, наверняка где-нибудь за границей он, поближе к тому банку, где деньги уплаченные лежат. Эх, та́ еще корпорация эта «Биотехника»… Сотрудников службы безопасности своей они готовили как элитный спецназ на собственной тренировочной базе. Павел Веретенников потому такой и сведущий и в нашей оперативной кухне, и в криминалистике. И эта его латынь… Такая дерзость, такая отвага, такая энергия… Если бы на что-то хорошее все эти свои качества он направил, сколько бы пользы принес такой человек!
– Он убил Даню Клочкова, он его зарезал, – сказала Катя. – Убрал как опасного свидетеля.
Она видела сейчас Августа там, в квартире на Павелецкой, куда он сам же их и привел…
– Он мне нравился, – сказал Гущин печально. – Я ему почти простил, что он из «четверки». Думал – вот она, наша смена, молодые… Умные, образованные, компьютеры эти свои знают, храбрые как черти. Он мне нравился. И тебе, кажется, тоже.
– Нет, – возразила как-то даже слишком поспешно Катя. – Он нравился Еве, а она ему. Он, конечно, наглый и отважный человек был, но он злодей, Федор Матвеевич. И неправда, что он нас не боялся. Еще как боялся. Он у нас тут все время был в постоянном стрессе. Сам же признавался – нехватка глюкозы при стрессе. Отсюда его пирожные, конфеты. Только страх и нечистую совесть сладким не заешь. И при всей своей наглости и уме он споткнулся на одной маленькой детали. Камера, которую он сам же поставил в лесу, сам же и нашел и нам вручил на экспертизу. Он забыл ее отключить, когда якобы обнаружил.
Гущин сел к столу и взял чистый лист бумаги для нового рапорта набело. Катя подумала, что ему в трудном деле сочинительства не стоит мешать.
Глава 56
Здесь и там
– Даже не верится, что это было.
Сергей Мещерский и Катя стояли на мосту. Все эти дни Кутузовский проспект, участок Третьего транспортного кольца и набережная – все было закрыто для движения, перегорожено блоками. Москва замерла в одной глобальной пробке, но никто не роптал. Многие просто оставили машины в гаражах и на стоянках и путешествовали пешком. Днем, вечером, ночью на мосту и Кутузовском проспекте собирались целые толпы зевак с биноклями, камерами и мощной оптикой и часами наблюдали за тем, что творится там – в Запретном городе Москва-Сити.
Тысячи машин встали на прикол, и небо над городом очистилось от смога, стало голубым и ярким.
– Не верится, что мы видели это.
Мещерский смотрел в сторону высотных зданий. Внизу у их подножий копошились десятки людей в костюмах химзащиты, возле закрытого «Афимолл-Сити» были развернуты полевые лаборатории и исследовательские станции.
Но нечего было исследовать. От Тефиды остался лишь пепел.
Обугленная громада небоскреба «Био» – как гнилой зуб.
Башня «Эволюция» сверкает на солнце, подобно айсбергу, осколками стекла.
– У Рюрика не будет могилы, – сказал Мещерский. – Вот его мавзолей.
