– Да, мне сказали, что его фамилия Гаврилов. И он тут...
– Он тут повесился ночью, – сказал Чалов. – Проходите, не бойтесь. Криминалисты его уже сняли.
Светлая просторная комната с лоджией, двери которой распахнуты настежь. По комнате, да и по всей квартире гуляет свежий ветер. Тело мужчины – на полу возле окна, и около него двое экспертов-криминалистов. Но не это первым бросается в глаза. То, что приковывает взгляд с самого начала, – это кусок веревки, завязанный на крюке, торчащем из потолка. Обрезанный короткий фрагмент, потому что петлю уже успели изъять, не развязывая узла, и приобщить к делу в качестве доказательства.
Тело мужчины – в брюках, в белой рубашке, без пиджака, а рядом хорошо известный Кате знаменитый эксперт-криминалист Сиваков из Центрального экспертного управления ползает на коленках.
– Привет, прилетела соловушка, – эксперт Сиваков, несмотря на трагичность момента и близость к трупу, находился в прекрасном настроении. – Можешь разворачиваться и уезжать, этот твой репортаж все равно зарубят, не пропустят.
– Мне просто информация нужна для официального комментария пресс-центра, если таковой потребуется, – Катя смотрела на покойника.
Темноволосый, крупный мужчина.
– И комментария никакого вам не разрешат. Не та персона. Ого, слышишь? Уже у порога. Валерий Викентьевич, ступайте, встречайте.
Следователь Чалов снова вышел в прихожую, оттуда сразу же послышались приглушенные голоса.
– Сомневаются небось, что сам он это с собой сделал. Никак в толк не возьмут, – эксперт Сиваков прошептал это, возясь с правой рукой покойника, беря на анализ материал из-под ногтей.
– Кто? – тоже шепотом спросила Катя.
– Гости вон, – Сиваков кивнул на прихожую. – Из администрации, из управления делами. Тебе крупно повезло, соловушка, что ты до них сюда поспела.
«Никакой огласки...» – донеслось до Кати из прихожей.
– А он действительно это сам? Почему вы так уверены? – спросила Катя, хотя... если уж суперпрофи Сиваков такое утверждает...
– Ясно как божий день по тому, как висел он, голубь, по странгуляционке на шее, по состоянию узлов, я как вошел, сразу определил – вне криминала случай, а в сфере смертного греха.
– Почему смертного греха?
– Самоубийство – тягчайший смертный грех, никаких шансов на будущее прощение, как у Иуды. Но все равно возни много будет: вскрытие, отчет мой под микроскопом небось в управделами изучать станут, анализы на наличие в крови алкоголя и наркоты. Тем более что там, на кухне, бутылка коньяка начатая стоит, – Сиваков бесцеремонно ухватил покойника за подбородок и полез специальным тампоном в ноздри.
– Говорят, он крупная шишка, чуть ли не губернатор новый. Может, все-таки его убили, а?
– Должен тебя разочаровать, Екатерина.
– Но ведь он же молодой!
– Тридцать семь лет. Жених еще... был.
– Так почему же он... такой человек... чиновник кремлевский вдруг взял и повесился ни с того ни с сего?
– Вот они тоже это никак в толк не возьмут, – Сиваков снова кивнул на прихожую, где не смолкали переговоры вполголоса. – Приехали выяснять. Валерия Викентьевича нашего еще сто раз из-за этого жмурика вызовут. Ничего, Чалову не такие дела приходилось расследовать – он один из лучших в Следственном комитете при прокуратуре. Цепкий, как репей, въедливый, этот установит причину. Потому как ни с того ни с сего самоубийств не бывает.
– Наверное, взятку взял или проворовался, – предположила Катя, забыв, что при покойниках, стоя над ними, глядя в их восковое лицо с закатившимися глазами, дурно не говорят. – А он записки посмертной не оставил?
– Записки он не оставил, а вот телефон его наикрутейший валялся на полу в метре от тела, когда мы вошли.
– А кто его обнаружил первый?
– Его шофер Долдонов. Он вроде как Гаврилова сюда вчера вечером привез и утром должен был забрать.
– Сегодня же воскресенье.
– Он так говорит, а там уж... Чалов его позже допросит, а пока с ним стажер на кухне балакает.
Катя оглянулась на дверь – какая большая квартира, оказывается, тут на кухне люди сидят, уже допрашиваются. А в прихожей какие-то шишки шепотом дают «цэу», а сюда не входят. Не желают, чтобы их видели другие члены оперативной группы? Как все это не похоже на те места происшествий, где всем заправляет уголовный розыск!
– А эти из ФСБ...
– Эти на лестнице стоят. Чалов их сразу вон попросил. Тут суицид, много народа – лишняя помеха. Я да он... да ты вот теперь, и как это тебя принесло сюда?
– Я сама не знаю, мне шеф позвонил, попросил, я не хотела ехать – очень надо в свой выходной. – Катя подошла к распахнутой двери лоджии. – Это вы открыли, да?
– Нет, это все так и было. Окна по всей квартире – настежь. Словно задыхался он здесь у себя... Дом-то новый, и жильцов на этажах почти нет. Ведомственная жилплощадь, они тут все только числятся – на случай переписи да выборов, а живут... живут там, где у них зимние сады под стеклянными потолками да бассейны крытые. Так что со стороны соседей – никаких свидетелей.
– А все же, вы ничего такого тут не находили? – напрямик спросила Катя. – Я же вас знаю... не может быть, чтобы хоть что-то вас здесь не удивило, не насторожило.
– На этот раз ты ошибаешься, – Сиваков махнул рукой. – Ничего такого. Телефон его Чалов изъял, позже глянем, что там. А так... вон кое-что в пакете – и это все. В кармане его пиджака нашли.
Катя подошла к походной кримлаборатории, собранной в стильный американский кофр. На крышке лежал пластиковый пакет, запечатанный – значит, в нем какие-то улики. Она наклонилась и увидела две упаковки таблеток из серебристой фольги, названия не прочесть. В одной упаковке осталось три таблетки белого цвета, а в другой – всего одна желтая капсула.
Глава 9
IPHON И ОХРАННИК-ШОФЕР
Эксперт Сиваков вместе с напарником сосредоточенно занимался своим делом – осмотром трупа, в прихожей все еще бубнили, а Катя... ей быстро наскучило разглядывать глупые таблетки в пластиковом пакете для вещдоков. Конечно, если окажется, что этот Гаврилов – без пяти минут губернатор наглотался каких-то «колес» и в наркотическом дурмане полез в петлю, грянет скандал.
Но вот если бы его прикончили, грянул бы еще больший скандал, и было бы интересно распутывать всю эту историю. А так... Катя чувствовала: зря приехала, и злилась, что день выходной уже окончательно потерян.
Труп безропотный и безгласный лежал на полу, эксперты бесцеремонно переворачивали его с бока на бок, фотографировали, а следователь Чалов, вместо того чтобы писать протокол осмотра...
– Ну вот и я.
– Спровадил, Валерий Викентьевич? – спросил Сиваков, не отрываясь от работы.
