Однако прокурор – обычно строгий к подчиненным – в этот раз повел себя на удивление бесконфликтно:
– Хорошо, хорошо, успокойтесь, Валерий Викентьевич. Я знаю, как вы загружены, сколько дел у вас в производстве, но вы сами понимаете, что на такое происшествие я не могу послать абы кого... Это не тот уровень, не тот человек, а вы... Одним словом...
– Сейчас закончим с формальным опознанием тела, опросим специалиста-консультанта, и я...
Следователь Чалов вместе с прокурором, разговаривая уже на пониженных тонах, мирно бок о бок направились в сторону банкеток, где «скучала» эта самая Наталья Литте.
Через минуту они все втроем скрылись за белыми дверями лаборатории. Катя подругу покойника успела разглядеть лишь мельком. Кажется, «модель» – девица из этой породы: красотка, на высоченных шпильках, явно косящая под незабвенную Мэрилин – тот же платиновый оттенок волос, те же локоны, тот же тон алой губной помады. В морг на опознание тела Гаврилова она вырядилась в атласный топ с кружевами, с фантастическим декольте и в коротенькие шорты.
Словно нарочно...
Катя подошла к дверям – нет, ничего не видно, не слышно.
Словно нарочно, напоказ вырядилась так неуместно и пошло... И тут какая-то фальшь...
– Ну чего, закрылись? Не пускают?
Катя оглянулась. Старина Сиваков! Очки снял, протирает носовым платком лоб вспотевший.
– Доброе утро, кофейку со мной не выпьешь?
– Спасибо, вы с ночи тут?
– Да, будь оно все неладно. Я так и знал, что опять сегодня примчишься. Только ничего интересного здесь. Все как я и сказал еще там, в квартире.
– Выходит, самоубийство... И никаких у вас сомнений?
– Никаких. Все данные это подтверждают.
– А те таблетки?
– И с ними все теперь ясно. Он их принимал постоянно. Ему врач прописал.
– А зачем вызвали консультанта-инфекциониста?
– Я подтверждения хотел, больно уж случай редкий.
– Он, Гаврилов, что...
– Он серьезно болел, фактически последний отрезок свой уже проходил, – Сиваков выпустил клубы дыма. – Туберкулез мозга.
– Туберкулез мозга? У него?
– Вот и я удивился, когда данные анализов увидел. Всего три процента существует вероятности, что при развитии болезни туберкулез, как в старину говорили, «в голову кинется». Где он только это подцепил... и все в таком запущенном состоянии... При таких возможностях, таких средствах, какие он имел... Правда, в некоторых случаях болезнь до самой последней стадии протекает бессимптомно. Такой молодой мужик, здоровый физически, крепкий, а внутри, в мозгах, как... Видела гнилые грецкие орехи?
– Видела.
– Скорлупа твердая, без малейшего изъяна, а внутри, в мозгах бардак... Да, жаль мужика. Теперь понятно, отчего он сам все это... Сам решил закончить... Пока до безумия и паралича дело не дошло.
Катя вытащила блокнот и записала – это для комментария, если понадобится: вероятная причина самоубийства – неизлечимая болезнь.
Она решила выпить с Сиваковым кофе, а потом возвращаться в Москву, в главк. В этом деле фактически уже поставлена точка.
И если даже во всем этом и скрыта какая-то тайна, то...
– Екатерина Сергеевна, куда же вы? Бросаете меня?
Следователь Чалов возник возле «Мерседеса», когда Катя уже трогалась с места. Она и не видела, как Чалов подошел.
– Вы куда?
– Назад в Москву.
– Ну и мне тоже надо, еще последний штрих – клиника. Что, в курсе уже? Сиваков проболтался?
– Я в курсе, и теперь понятно, отчего Гаврилов покончил с собой.
– М-да... но мне не все понятно... Ладно, поехали отсюда.
– А как же прокурор области?
– Он уже уехал, черти унесли. – Чалов достал сигареты. – А верх опустить нельзя?
– Можно, только мы так еще не ездили.
– Мы – это кто?
– Я и моя подружка Анфиса, кстати, та самая, которая и познакомила меня с Полиной Каротеевой.
– А, ну, со мной можно и в открытой машине показаться. – Следователь Валерий Чалов улыбнулся – за эти два дня Катя впервые увидела, как он улыбается. Сейчас он походил уже не на Смоктуновского в роли Деточкина, а на Смоктуновского в роли Деточкина, игравшего Гамлета на сцене народного театра.
Он потянулся к приборной панели, и вот уже крыша машинки бесшумно поехала вверх, назад и...
– Так-то, – Чалов закурил.
«А сигареты «Друг»?»
– Видели девушку Гаврилова? – осведомился он. – Вы вот наблюдательная особа, а даже не поинтересовались, отчего это я ее вызвал после судмедэкспертизы, уже фактически когда опознание не проводится.
– Я подумала... а правда, почему?
– Посмотреть хотел, что за птица. – Чалов затянулся. – Райская птичка... Ни слезинки не проронила. Честное слово, «у ней и бровь не шевельнулась», такая выдержка... Литте – я ее спросил, она сказала, что это по бывшему мужу фамилия, гражданину Эстонии.
Они ехали уже по автостраде.
– А где эта клиника? – спросила Катя. – Я по Москве не очень езжу, понимаете?
– Так учитесь, тренируйтесь, – Чалов посмотрел на часы. – У них несколько филиалов, мне нужен тот, что на Пречистенке, поедем через Садовое.
Катя вся сосредоточилась на дороге. И Чалов это понял, практически весь остальной путь он молча курил. С открытым верхом путешествовать в жаркий летний день приятно, но не по загруженной столичной автостраде, где пыль и копоть. Катя жалела, что не держит в «бардачке» шелкового платка. Потом – то ли она скорость прибавила, то ли ветер поднялся – в ушах стало свистеть, и в лицо ударила упругая волна, выбивая из глаз слезу. Свернули на затененную домами Пречистенку, и сразу как-то стало легче.
– Вот это здание, – Чалов указал на серый особняк, снова глянул на часы. – Вот черт, прямо в обеденный перерыв, у них тут сейчас пересменок до трех... Черт, никогда не везет!
Медленно поползли по Пречистенке к Кропоткинской.
– Ну что, значит, вас в прокуратуру подбросить, Валерий Викентьевич? – сухо спросила Катя.
«Долго я еще буду с тобой кататься? У меня тоже дела, знаешь ли...»
– Да нет уж, потом сюда по пробкам в три возвращаться... А, идея, можно перекусить и заодно... Давно в музее не были? Пикассо посмотреть хотите?
– Пикассо?
В это время, двигаясь вниз по Волхонке, они достигли Музея изобразительных искусств, опоясанного в три ряда гигантской очередью.
– Ну да, выставка, вся Москва вот уже неделю ломится.
– Но тут до вечера можно стоять, а мне надо в главк, и вам тоже...
