— Тебе, Боря, давно пора вставить!
— Чего?!
— Шутка такая, — сказал Максим мрачно и вышел из комнаты.
Над входом в дежурную часть горел прожектор, и ребята стояли
возле «Волги», разговаривали ночными голосами, которые далеко разносились по
улице. Рация трещала и хрипела, ничего не разобрать. Было тепло, пахло тополями
и подсыхающим асфальтом. Наверное, поливалка недавно прошла. Самое для них, для
поливалок, время. Утро скоро.
— Макс, ты чего застрял? Поехали, поехали уже!
— А что за труп? Криминальный?
— Ах.., его знает!
— Ну криминальный, конечно! Был бы не наш, его бы давно
труповозка забрала!
— А какой я сон видел, — поделился Максим Вавилов и полез в
карман за сигаретами. — Про щуку в паровозе.
Никто не обратил на него никакого внимания.
— Мужики, ну чего вы стоите-то, мать вашу так? Мне Ерохин
уже третий раз дал по мозгам!.. И дамочка опять звонила!..
— Да мы идем уже!
— Да отвяжись ты, Боря!..
— Мужики, а я в отпуске с понедельника.
— Подписали?!
— Сам не верю! Я думал, усиление это, то, се — ни за что не
подпишут. И я ему говорю: ну, това-арищ полковник, ну войдите в мое положение,
у меня жена, теща, а вы меня не пускаете!.. А он мне…
— Уйду я от вас, — сказал Максим Вавилов, задрав щетинистый
подбородок к темному небу, которое над домами уже синело, а над дорогой
казалось темным, плотным. — Энвепе в школе преподавать!
Он взгромоздился на переднее сиденье «Волги», рядом с
водителем Серегой, который с места в карьер начал рассказывать про свои шесть
соток и про то, как в прошлом году жена собрала с одной грядки ведро
баклажанов, а в этом на спор с соседкой собирается снять столько же красного
перца.
А соседка ей — перец в наших широтах не растет!
А жена соседке — это вы растить не умеете! Нужно не
лениться, а еще в феврале…
А соседка на это — да чего в феврале, когда в августе как
пить дать заморозки будут, и весь лист чернотой побьет!
А жена в ответ — надо по лунному календарю сажать, и тогда
до заморозков успеет вызреть, а если не успеет, то заранее снять и под кроватью
разложить или еще в какое место, лишь бы темно и сухо…
— Серег, — перебил Максим Вавилов, его качало на сиденье,
фонари качались перед глазами, и то ли от Серегиных баклажанов, то ли от
недосыпа было тошно. И мужики на заднем сиденье перебрехивались вяло, смолили
какую-то махру, от которой еще больше мутило. — Серег, вот ты мне скажи как на
духу… Нет, как перед проверяющим из главка…
— Типун тебе на язык, Макс!
— ..зачем тебе ведро баклажанов?
Водитель посмотрел на него, как инквизиторы на Галилея, в
момент утверждения им, что Земля вертится.
— Как зачем?! А зимой чего мы жрать будем?!
— Баклажаны?
— И баклажаны! И перчик, и картошечку, и огурчики, и
помидорчики маманя солит, пальчики оближешь, и лечо варит, а из смородины вино
делает, женский пол очень его обожает, а тесть на калгане водку настаивает, так
ее под огурчик, да под картошечку, да судачка — у нас их алкоголики-браконьеры
носят!.. А еще…
— Я жрать со вчерашнего дня хочу, — мрачно заявил Максим
Вавилов. — Только баклажаны можно на базаре купить, а ты каждую пятницу по
четыре часа в пробке стоишь, до своих Луховиц как раз, а потом еще в воскресенье
четыре часа пилишь в Москву! Оно тебе надо?
Святая инквизиция стала потихоньку наливаться праведным
гневом.
— А тебе чего, не надо, Макс? Ты чего, богатый, что ли, на
рынке баклажаны ведрами покупать?!
— Да они в августе не стоят ничего!
— А я все равно не миллионер, чтобы на базаре ведрами
покупать! И потом, свое самое лучшее, с грядки, свежее! А откуда я знаю, чем
там этот урюк, который продает, свои баклажаны поливал! А мы только навозцем,
только свежим, земля — хоть ложкой ешь, а ты говоришь — на базаре!..
— Да я не говорю!..
— Ну и молчи, раз ни черта не понимаешь! Полстраны своими
шестью сотками живет, а этот выискался, не надо ему!..
— Да я молчу.
— Ну и молчи.
— Мужики, мужики, — вступил с заднего сиденья лейтенант
Бобров. — Приехали уже. Серег, ты куда попер?! Здесь направо надо было!
— А чего он ко мне вяжется!
— Вавилов, не вяжись к нему!
— Пойду энвепе преподавать. Команда газы! Противогазы
на-деть!..
— Давай тут двором, Серег! До утра, что ли, будем кататься!
— Пусть теперь Вавилов на праздники закуску таскает! Раз ему
не надо! На базаре покупает и таскает! А вы жрите что дают!..
— Стой, стой, Серег! Вон, видать, и дамочка ненормальная
обретается.
— Где?
— А под фонарем!
Под фонарем и впрямь мыкалась какая-то одинокая сутулая
фигура, дамочка или нет, отсюда было не разобрать. «Волга» фыркнула в последний
раз и остановилась. Приехали.
— Слышь, Вавилов, а зря ты так про Серегины баклажаны!..
Старший оперуполномоченный обреченно махнул рукой на
коллектив и выбрался из машины.
Выбрался не спеша, очень лень ему было, да и надеялся он,
что хоть эта ночь как-нибудь без трупов обойдется, а тут — начинай все по
новой!
— Что вы так долго ехали?! — заговорила издалека сутулая
фигура. Голос женский, значит, и впрямь, ерохинская дамочка. — Сколько можно!
— Если там у вас труп, — сказал Максим Вавилов громко, —
значит, можно не торопиться! Куда теперь торопиться-то?
— Послушайте, я тут стою одна уже два часа, и мне страшно, и
уйти я не могу, а вы говорите…
Максим Вавилов перестал потягиваться и стремительно
приблизился к дамочке. Он умел передвигаться очень быстро. Когда хотел.
Приблизившись, сунул ей под нос удостоверение. Она
отшатнулась от неожиданности.
— Майор Вавилов. Документы ваши, пожалуйста.
— Ах, ну какие у меня документы среди ночи! Хотя паспорт,
по-моему, я брала. Или не брала, что ли?.. Да-да, вот он!..
Мужики выходили из машины, хлопали дверьми и громко
разговаривали. Дамочка тревожно заглядывала Максиму за плечо и прислушивалась.
Он изучал ее паспорт. Тополя шелестели, скоро пух полетит, не продохнешь тогда.
