— Что случилось? Где Павел? Вы что-то такое мне наврали про
то, что он в командировке, но я же понимаю, что это не правда! Кто этот
человек, с которым вы на днях пришли домой? И что вообще происходит?
Надежда вздохнула, утерла подбородок, облизнула измазанный
вареньем палец, отпила из чашки маленький глоточек огненного и очень сладкого
кофе и заревела.
— Хватит реветь! — приказала Марья Максимовна строго. — У
меня мало времени!
И Надежда все ей рассказала — о том, что муж ушел и с тех
пор даже не позвонил ни разу, а когда позвонила она сама, не стал с ней
разговаривать!.. О том, что в отеле у них событие, приезжает иностранный
президент, а она оказалась в опале, потому что главный по безопасности, тот
самый, с которым она приходила, уверился в том, что у нее нестабильная психика!
— А как он попал к вам в дом? — требовательно спросила
хозяйка, подавая ей салфетку, твердую, переливающуюся от крахмала. — Зачем вы
его привели?!
— Он.., он сам пришел, — провсхлипывала Надежда. — У меня
возле Адмиралтейства сумку отобрали, а он вернул! Он грабителей догнал и вернул
мне сумку, ну и привез меня, потому что я упала и юбку порвала. А в порванной
юбке идти было.., неприлично.
— Час от часу не легче! — воскликнула Марья Максимовна и
откинулась на спинку кресла. — Еще и сумку отобрали! И при чем здесь ваша
психика?
— Ах, ну как при чем, Марья Максимовна! Мы пришли в мою
квартиру, а на столе вещи Павла, все изорванные, изрезанные, свалены в кучу. И
фотографии, порванные, да еще и.., обгоревшие, обуглившиеся, ужас! — Она
закрыла глаза, потому что вспоминать было жутко. — И он решил, что это я
сделала, понимаете? Что это я порезала вещи и пожгла фотографии!
О том, что она еще и вырезала на них мужу глаза, Надежда
решила не говорить.
— Он осмотрел замки, сказал, что ничего не взломано, значит,
дома у меня никого из посторонних не было, понимаете?! А я при нем звонила
Павлу, плакала, и… — Она горестно махнула рукой. — А до этого я еще ему
сказала, что жить без Павла не могу, что измучилась, и больше всего на свете
хочу, чтобы он вернулся!..
Марья Максимовна тяжело поднялась и отошла к круглому
столику, где в коробке с цаплей держала папиросы.
— Все вы, молодые женщины, страшно несдержанны, — сказала
она сердито. — Кто тянул вас за язык?! Зачем вы стали совершенно постороннему
человеку рассказывать о своих проблемах?! Зачем вы обсуждали с ним, что от вас
ушел муж?! Это же так унизительно!
Надежда слушала, понурившись. Кофе остывал в маленькой
турецкой чашечке.
Марья Максимовна раздула ноздри.
— Вас бросают, как.., какую-то вещь, какую-то.., ненужную
тряпку, и вы еще посвящаете в это посторонних?! Я была о вас лучшего мнения,
девочка! Никто не должен видеть вашего унижения, никто не должен знать, что вас
растоптали, смешали с грязью, что вы ничто! Вы нуль, никто, по крайней мере в
глазах вашего мужа, который променял вас на другую! Он же променял, да?
— Я не знаю, — растерянно произнесла Надежда. — Он сказал
мне, что просто.., разлюбил.
— Разлюбил! Ну конечно, он нашел другую, получше вас, — продолжала
Марья Максимовна гневно. — Они не уходят просто так, непременно к кому-то! И
вам не хватило чувства собственного достоинства, чтобы скрыть это от людей?!
— Марья Максимовна, — сказала Надежда тихо. — Но ведь это..,
не так уж и страшно. И позорного ничего нет, по крайней мере для меня. Я
честный человек, и я его любила много лет, и это было его решение — уйти! Я же
не бросила беспомощного инвалида и не сдала в детский дом ребенка! В чем.., мой
позор?
— Да в том, что вы хуже, девочка! И вам теперь всю жизнь
придется с этим прожить! — отрезала Марья Максимовна. — Вас вычеркнули. Вами
попользовались, и больше вы не нужны. Вы хуже всех женщин до единой, которых не
бросили мужья, потому что они смогли их удержать рядом с собой, а вы нет!
— А нужно было держать?
— Конечно! Любыми способами, любой ценой! А ля герр ком а ля
герр! Угрожать, умолять, стоять на коленях, предпринимать попытки самоубийства,
красть его документы, без которых он не может и шагу ступить! А как же иначе?!
Просто так сдаться без боя?!
— Но к чему тут бой? — не поняла Надежда.
Слезы у нее высохли, и она смотрела на разошедшуюся старуху
с изумлением и некоторой опаской.
Впрочем, старуха говорила почти то же самое, что Надежда
думала все эти шесть недель, — что она хуже всех, что ее променяли на кого-то,
что ее выбросили из жизни, как ненужную вещь!..
Именно так, и все же старуха говорила как-то иначе. Как-то
слишком всерьез, слишком убежденно. Да, да, все это было совершенно правильно —
разлюбил, бросил, променял, ушел, нашел получше и, может, помоложе, и все
потому, что старая жена, то есть Надежда, никуда не годится, но в глубине души,
в самой-самой серединке она все-таки знала, что это не так!..
Никого нельзя остановить, если он решил уйти. Никогда,
ничем. Будь ты хоть сто раз красавица, умница и мадонна Рафаэля, он все равно
уйдет. Не потому что ты недостаточно хороша, а потому, что у него в голове
что-то изменилось. Ты ничего не можешь поправить у него в голове — такой закон!
Раньше там было как-то по-другому, и там была Надежда. Нынче там все
изменилось, и Надежды не стало.
Чужая душа потемки. Чужие мысли — хаос.
А Марья Максимовна всерьез утверждала, что нужно давать
какой-то бой, возвращать, умолять! Зачем?! Может быть, его и возможно как-то
вернуть, но ведь больше никогда не удастся приставить ему прежнюю голову!
Вот так всерьез, истово Надежда никогда не думала о том, что
должна строить козни, придумывать ходы, разрабатывать стратегии — и достигнуть
успеха, водрузить мужа обратно в супружескую кровать!
— Бой? — переспросила Марья Максимовна. — Как к чему бой?!
Чтобы победить, разумеется! Вернуть его обратно! Раньше это можно было сделать
на работе, тогда еще существовали какие-то нормы. А теперь, когда никаких норм
не существует, вы должны бороться сами!
— Но если он больше меня не любит?! Я же не могу силой
заставить его жить со мной!
Марья Максимовна поразилась:
— Как не можете?! Именно можете и должны!
— Но он меня не любит!
— При чем здесь любовь, девочка? Он женился на вас, он
обещал вам поддержку и свое присутствие на всю жизнь! В былое время за такие
штуки ставили к барьеру негодяев, которые бросали своих жен! Чем ты там на
стороне занимаешься, никого не касается, для того и существовали бордели и
доступные женщины, но жену будь любезен содержать, и так, чтобы она могла жить
пристойно! Если ты не можешь выполнить элементарных обязательств, значит, ты не
мужчина, а холоп и дрянь! И любовь тут вовсе ни при чем! А верность отечеству
как же? Или тоже можно другое выбрать, а свое предать?! Мол, нет у меня больше
любви к отечеству, найду себе другое!
