— Если это так необходимо, я вас не задерживаю, —
торжественно провозгласила Марья Максимовна. — И жду на кофе, обязательно,
когда вам не нужно будет за стойку к восьми утра.
— За какую стойку? — не поняла Надежда.
— Разве портье не стоит за стойкой?
— У наших портье конторки. — Надя едва удержалась, чтобы не
добавить, что конторки антикварные, красного дерева, а не пластмассовые или
фанерные! — И я — нет, не стою. Я давно уже начальник службы и сижу в кабинете.
Хотя иногда я бываю за стойкой, когда девочек не хватает или большой заезд. И
это самая лучшая и самая интересная работа на свете! Когда приезжают люди, и ты
селишь их в просторные, чистые и уютные комнаты! И подписываешь им карточки, в
которых говорится, что отель очень рад тому, что они приехали! А они читают и
радуются!
Соседка помолчала.
— Возможно. Все возможно. И все же не бросайте где ни попадя
сумку с ключами! Погодите! У вас же ее отобрали! Может быть, и отобрали именно
затем, чтобы вытащить ключи?!
Надежда подумала немного.
— Да нет. Они не успели. Дэн догнал их очень быстро, и этими
ключами я потом открывала свою дверь.
— Возможно, — опять повторила соседка. — Ну, отправляйтесь,
отправляйтесь, я же вижу, что вы нервничаете!
Надежда даже не стала ждать лифт, скатилась по лестнице,
хотя в старинном парадном были высокие пролеты. Высокие и широкие, как в
Смольном. Маленькой Надежда садилась на широкие, отполированные тысячами рук
перила и катилась один пролет.
Потом кричала: «Э-эх!» — спрыгивала, перебегала площадку и
следующий пролет опять ехала верхом.
Если Марья Максимовна — в широком светлом пальто, даже
летом, в затейливой шляпке — ловила ее за этим занятием, то приходилось
несладко! Ох, как несладко приходилось Надежде!
Почему-то соседка никогда не сдавала преступницу бабушке или
дедушке, а предпочитала с наслаждением отчитывать ее сама.
— Ты сорванец, разбойник, — распекала она Надю на все
парадное. — Тебя в нахимовское училище надо определить! Что ты раскатываешь,
как мальчишка?! Себе голову снесешь, не жалко, а если людей заденешь! Твои
родственники ничего не понимают, но тебе-то я сколько раз говорила, чтобы ты не
смела озорничать в парадном! А ты все не соображаешь!
Так получилось, что ни бабушка, ни дедушка ни разу не вышли
и не спасли ее, должно быть, они не слыхали громкого голоса Марьи Максимовны,
но Надежда хорошо помнила то чувство громадного облегчения и освобождения,
которое наступало, когда соседка выпускала ее из плена!..
Опрометью, сигая через ступеньки, Надежда неслась вниз, изо
всех сил хлопала дверь парадного, чтобы у зловредной тетки в летнем пальто уж
точно отвалились уши, и уже на улице в последний раз кричала: «Э-эх!» — на весь
двор.
Сегодняшний кофе напомнил Надежде то давнее катание по
перилам, и она даже тихонько крикнула во дворе: «Э-эх!» — но так, чтобы никто
не слышал.
Коля Саньков стоял у самого подъезда, черт бы его побрал,
более того, дверь машины была распахнута, и он будто дежурил возле нее! Вот
какой политес развел москвич ради Надежды Звонаревой!
— Привет, — сказала она, изо всех сил стараясь ни разу не
посмотреть наверх, потому что там, в окне, она это точно знала, дежурила Марья
Максимовна. — Спасибо, что заехали, Коля, но напрасно! Я бы и сама прекрасно
добралась.
Коля обошел машину, сел за руль, интимно положил руку на
спинку ее сиденья и сказал негромко:
— Кажется, мы уже перешли на «ты».
Надежда улыбнулась.
— Петербуржцы с трудом переходят на «ты».
— Ты так старомодна? — И он даже голосом подчеркнул это
самое «ты».
Надежда не умела играть в такие игры. Она была патологически
замужней женщиной и понятия не имела, как именно следует обращаться с мужчиной,
которому пришла в голову фантазия за ней ухаживать!
…Или он не ухаживает?
А если не ухаживает, зачем он тогда пристроил руку на спинку
ее сиденья, от которой ей так неудобно и хочется занять какое-нибудь другое
положение, подальше от руки?..
— Ты обещала показать мне Питер, — напомнил москвич, когда
они вырулили на Каменноостровский проспект. — А то американцу показывала, а мне
нет! Слушай, в гостинице говорят, что он какой-то героический поступок
совершил, чуть ли не от смерти тебя спас! Это правда?
Надежда смотрела в окно, на серые дома, залитые теплым
августовским солнцем.
Откуда в гостинице известно про то, что у нее чуть было не
отобрали сумку?! Она об этом не сказала ни единой живой душе, только Лидочке да
Марье Максимовне сегодня! Значит, полковник Уолш оказался не в меру болтливым?!
— Надюш? Почему ты молчишь?
Она терпеть не могла, когда ее называли Надюшей! Во всех
книгах Марии Прилежаевой и в фильмах Ильич именно так называл свою боевую
подругу Надежду Константиновну!
— Да ничего он такого не совершил! — сказала Надежда
сердито. — У меня пытались отобрать сумку, а он не позволил, только и всего!
— Герой, — то ли похвалил, то ли осудил Коля Саньков…
* * *
В «Англии» дым стоял коромыслом.
У черного входа теснилась вереница грузовиков — привезли
первую партию стекол.
Все стекла в гостинице, даже на тех этажах, где никто не
будет жить, поменяют на пуленепробиваемые. Американцы везут стекла с собой,
нашим не доверяют, как не доверяют и нашим проводам — вдруг КГБ или ФСБ
понаставят подслушивающих устройств и какие-нибудь сверхсекретные материалы,
которые президент будет обсуждать по телефону с министром обороны или главой
госдепартамента, станут известны русской разведке?!
Все люки, в которых стояли электрические щиты и коробки,
были открыты, и кое-где поднят паркет, и люди в незнакомых желтых комбинезонах
и почему-то в касках сверлили какие-то дыры. Дрели визжали, сыпалась цементная
пыль, и казалось, что «Англия» превратилась в огромную строительную площадку.
На мраморных полах перед конторками портье стояли
газосварочные автоматы, шнуры от них исчезали за поворотами коридоров, откуда
доносился ровный гул и рев, и девочки-портье взирали на всю вакханалию с
ужасом.
Вакханалией управлял полковник Уолш, который с озабоченным
лицом носился из одного крыла в другое.
Монтировали камеры наблюдений, врезали новые замки, склад
принимал стекла в невообразимых количествах, и места уже не хватало, а
грузовики все прибывали.
У Лидочки на лице было озабоченное выражение, которое редко
кто у нее видел.
