Юноша подумал немного, старательно вспоминая лом и топор.
— Да не, не было ничего такого!
— Так что же, она его голыми руками, выходит, замочила?
— А кто ее знает! Может, дала, как мне, в какое-нибудь такое
секретное место, от которого человек сразу на тот свет! И все! Я читал, что
некоторые так умеют, читал, правда!..
— После того, как ты с мотоцикла свалился, что было?
— Ну, она меня держала, а сама ментам звонила. За шею
держала, так сдавила, тоже три дня болела!
— А ты чего?
— А я просил, чтоб отпустила, что мать у меня в Саратове и
про мотоцикл ничего не знает, а если менты приедут, протокол начнут составлять,
матери звонить, она от горя помрет! И девка сказала: как менты приедут, так и
катись на все четыре стороны! Ну вот… Мы ждали, ждали, они все не ехали, а
потом, когда мигалку увидели, она мне говорит: катись отсюда! И еще слово
добавила непечатное.
— Я бы таких семь добавил, — сказал Максим Вавилов.
— Но она обещала ментам про меня не сообщать, чтобы мать не
узнала.
— Да, — проговорил Бобров задумчиво. — Между прочим, она нам
про него и не сказала, шеф.
— Не сказала, — согласился Максим Вавилов. — И понятно
теперь, почему тот тип ее в подъезде дожидался. Потому что рядом с ней Василий
Игнатьевич болтался. А сразу двоих убивать у него резона не было, тем более
этот на мотоцикле, еще смылся бы, не дай бог! Лови его потом, чтобы горло
перерезать!
Юноша сильно побледнел:
— Мне перерезать?! Мне! Не надо! Ну не надо, а?! Я не
виноватый, это она ментов вызвала, она! Я говорил, что не надо ментов!
— Да что ты визжишь?! — громко спросил Максим Вавилов,
которому надоел юноша. — Мы и есть менты! Ты бы чужим людям дверь не открывал
или хотя бы документики спрашивал, что ли!
— Как менты? — оторопело спросил юноша. — А разве вы не
бандиты?!
Максим Вавилов вздохнул и слез с подоконника.
— Ты, когда она тебе в ухо дала, ничего подозрительного
часом не заметил?
— Где?
— Вокруг. Ну, никто никуда мимо не проходил, никто с другой
стороны бульвара не стоял, собаку не выгуливал?
Юноша подумал. Горло у него по-прежнему ходило ходуном.
— Не было ничего такого. Я не видел. Она меня за шею
держала, а я…
— А ты скулил, — закончил Максим Вавилов. — Значит, вот тебе
адрес дежурной части. Я тебя вызову, ты сей момент вскочишь на свою пукалку и
ко мне подъедешь. Понял, Василий Игнатьевич?
— Зачем?!
— Затем. Протокол составим, а ты его подпишешь. Не
подпишешь, устрою я тебе и твоей тете Ане хорошую жизнь по линии участкового и
паспортного стола! Хочешь?
— Я?! Не-е, я не хочу, что вы!
— Значит, подъедешь и подпишешь, понял уже теперь?
— Я.., понял, да.
— Ну, ты сообразительный, Василий Игнатьевич, — похвалил его
Максим Вавилов. — Будущий финансист, как-никак!
— И чтоб без глупостей, — солидно добавил Вова Бобров.
На Сиреневом бульваре старший оперуполномоченный купил у
толстой тетки два яблока, старательно обтер их о джинсы и одно отдал
лейтенанту, а от второго откусил сам.
— Слушай, Борь… — Он посмотрел на часы, а потом на
подчиненного. — Странная штука выходит. Ведь тот, который свидетельницу душил,
по крышам ушел.
— Ну да, — согласился Вова, жуя яблоко.
— А пришел как?
— В смысле, шеф?..
— Ну, Василий никого не видел. Самгина тоже никого не
видела. Почему он решил задушить Самгину, а не Василия?
Вова пожал плечами:
— По-всякому выходит, что она видела что-то, чего Василий не
видел!
— Вот-вот, — подтвердил лейтенант. — Видела, а нам не
говорит!
— Да нет, подожди ты! Не складывается ничего, разве ты не
чувствуешь? Труп везли, чтобы где-то выбросить, так? Так. Впереди замаячили
гаишники, и его выбросили у первого попавшегося подъезда, подальше от фонаря,
так? Так. Свидетельница труп нашла, и ее тут же попытались прикончить, так?
Так. Выходит, убийца видел, как она труп нашла. Значит, он наблюдал, что ли?!
Зачем?! Вывалил труп, да и поехал быстрее, тем более его гаишники смущали! Он
же не собирался труп у подъезда оставлять, а пришлось! Значит, он нервничал, но
все равно остался. Зачем?
Лейтенант пожал плечами.
— Я не знаю, шеф. Чепуха какая-то.
— Вот именно чепуха, Вова! И способ убийства странный, и что
он по крышам уходил, странно. — Максим доел яблоко, потом подумал и доел заодно
огрызок. — Он что, террорист, что ли?! Это они все больше по крышам! Нормальные
честные фраера по крышам не лазают, они не кошки!.. И личность трупа мы не
установили!
— Свидетельницу надо дожимать, шеф! Думаю, все дело в ней! И
мотоциклист сказал, что она его с мотоцикла свалила! Как она могла его свалить,
она же вроде субтильная! Значит, приемчики знает!
Максим пошел к в машине, и Вова, громко чавкая, потащился за
ним. Они уселись, включили кондиционер и некоторое время посидели, подставив
потные лица холодной струе, лившейся из решетки.
— Зачем она ему сдалась, — задумчиво спросил Максим Вавилов
самого себя. — Что такое она могла знать или видеть, зачем ее понадобилось
убивать, да еще так срочно?..
— Дожимать, дожимать надо, шеф!
— Надо в Питер лететь, — решил оперуполномоченный. —
Командировку выбивать долго, да и не дадут, я сам, быстренько. Прикроешь меня,
Вова?..
* * *
А на следующий день Надежда нашла пистолет.
Как в кино.
Вышло так, что Пейсахович, вызвавшийся замещать толстого
швейцара, предложил это не просто так, а с умыслом. Ночь он отдежурил, то есть
мирно проспал в швейцарской, а утром подступил к Надежде.
Та была сердитая, невыспавшаяся, потому что моталась в
Парголово, к бабушке Кати Самгиной. Бабушка уже несколько лет была не в себе, и
Надежда очень ее жалела, как бы в память о собственной бабушке, которую сильно
любила и ухаживала за ней до последнего дня. Днем с Катиной бабушкой была
сиделка, а ночью оставалась сама Катерина, и Надежда даже представить себе не
могла, что там творится, раз Кати нет так долго!..
Как ни странно, ничего особенно ужасного не происходило.
Нина Ивановна, сиделка, была женщиной не слишком любезной, но честной и
исполнительной. Надежда застала и бабушку, и Нину Ивановну в полном порядке,
чистоте и покое.
