— С тебя причитается, — сказал ему дежурный, когда Максим
Вавилов расписался в журнале. Телефон у него на столе звонил не переставая, он
снял трубку и прижал к пузу. Было слышно, как в пузе у него отдаленно кричат
глухим голосом: «Але! Але!.. Милиция?! Але!!»
— За что с меня?..
— В управление, говорят, уходишь!
— Да это когда еще будет!
— Все равно причитается! А уж когда будет, еще раз
поставишь!
Потом Максим опять ехал в метро, кутаясь во влажную куртку и
пряча в воротнике холодный нос. Народу в этот час было мало, только какие-то
припозднившиеся работники да пара гуляк, которые спали, привалившись друг к
другу.
Он забрал со стоянки машину, и ее европейский комфорт после
метро, трупа и подъезда, в котором они грелись, вдруг показался ему
оскорбительным и ненатуральным.
Впрочем, об этом он тоже старался не думать. Зачем?! Все
равно изменить ничего нельзя.
По пустой Ленинградке он долетел до поселка за двадцать
минут, и горячая ванна и кусок мяса уже были совсем близко, и сознавать это
было утешительно. Въехав на территорию поселка, он сбросил скорость и открыл
окно.
Дождь шумел в опавших листьях, и шины тихо шуршали по
гравию.
У соседей на участке горел веселый желтый свет, лаяла собака
и, кажется, музыка играла — наверное, гости приехали по поводу завтрашней
субботы!
Вавилов нашарил в «бардачке» пульт от ворот, въехал на
участок и возле сторожки посигналил, чтобы Таня с Петром знали, что он дома.
Фонари сияли между мокрыми стволами, и на террасе тоже был
свет. Таня всегда его оставляла, чтобы Максиму было не так грустно
возвращаться.
А ему и не грустно!.. У него все хорошо!.. Подумаешь!..
Он вылез из машины, постоял, вдыхая запах прелой осени, и
побрел к дому.
Конечно, ему хорошо. Жизнь не кончается завтра, у него есть
дом, еж, книжка, и выходные впереди. Может, кто-нибудь заглянет, и тогда у него
на участке музыка будет играть, и мясо будет жариться, как у соседей! Сплошное
веселье!..
Держась за перила, он поднялся на террасу и вдруг
остановился. Что-то такое ему почудилось… Что-то странное вдруг померещилось
ему…
— Максим, не пугайся, — сказал из темного угла хриплый
голос. — Это я.
У него сильно сдавило горло, так сильно, что он сразу не
смог ничего сказать.
— Катя Самгина, — счел нужным пояснить голос. — Не узнал?
— Ну почему же, — выговорил он, протолкнув через горло то,
что мешало ему говорить. — Узнал.
В темноте скрипнули петли, гамак качнулся, и неясный силуэт
приблизился и стал рядом с ним.
Он решил, что не будет на нее смотреть. Вдруг окажется, что
это не она?
Он смотрел в сад, и она тоже смотрела в сад, и они долго
молчали — Я тебя еле нашла, — сказала она наконец. — Тут осенью все не так, как
летом.
— Не так, — согласился он.
— А я знаю только, что по Ленинградке, а больше ничего не
знаю! Даже названия поселка!
— А позвонить? Слабо?
Она повернулась и взглянула ему в лицо.
— У меня нет твоего телефона. — Она пожала плечами. — Ты мне
не дал. И номера твоей оперативной дежурки я не знаю.
— Какой.., дежурки?
— Ну, в которой ты работаешь!
— А-а.
Они еще помолчали.
— А еж? Жив?
— Жи-ив, — сказал Максим Вавилов. — Здоров и счастлив.
Наверное, даже поправился. Как же ты.., приехала?
Она пожала плечами.
— Взяла в Шереметьеве такси. Они там стоят каких-то бешеных
денег.
— Должно быть, только ты одна и взяла! Кто же ездит из
Шереметьева на такси!
— А как мне было ехать?! — вдруг рассердилась она. — Я даже
не знаю, есть здесь электричка или маршрутка! Ленинградку помню, поворот с нее
помню, а больше ничего не помню! Да еще стражники не хотели меня пускать, слава
богу, Ольга была дома, она позвонила, и меня пропустили!
— Ольга? Какая Ольга?
— Соседка твоя! Жена Олега Комарова, вице-спикера Госдумы!
— Ну да, конечно, — язвительно сказал Максим Вавилов. —
Телефон Ольги у тебя есть, а моего, конечно, нету!
Она покачала головой.
— Ты мне не оставил, — повторила она твердо. — Не буду же я
сама просить! А когда ты мне не оставил, я решила, что ты больше.., ну, не
хочешь меня видеть, и это логично, потому что я просто эпизод бурной столичной
жизни сына богатых родителей!
Все это она выпалила в один заход и опять стала смотреть в
сад. По саду бродил дождь, шуршал в ветках.
— Ты что? — спросил Максим Вавилов. — Дура, Кать?!
— Мне нужно с тобой поговорить, — так же твердо продолжала
она. — Я не навязываюсь, но мне очень нужно, правда.
Тут вдруг он понял, что происходит.
К нему приехала Катя Самгина. Из Питера.
Она взяла в Шереметьеве такси, долго искала поселок, нашла
его, а потом звонила соседке, потому что охрана не пускала ее на территорию.
Она приехала, и ждала его, Вавилова, на террасе, и наверняка придумывала, что
скажет, когда он приедет, и боялась, что он может сегодня вовсе не приехать, и
медленно подмерзала, и вспоминала про ежа, и все сочиняла сценарий разговора —
она же журналистка!
А теперь она стоит рядом с ним на террасе, и они вместе
смотрят в сад.
И еще он вдруг понял, что.., жив.
Жизнь действительно не кончается завтра, потому что сегодня
к нему приехала Катя Самгина.
— Ты замерзла?
— Конечно, — просто и грустно сказала она. — И у меня
бабушка умерла. Я теперь одна. То есть почти одна.
Он не услышал слова «почти», вернее, услышал, но ему было
наплевать на «почти». Кто там у нее? Писатель Галапагосский?! Композитор
Керосинов? Танцор Спиноза?! Да наплевать на всех! Сейчас-то она здесь, рядом с
ним!
На террасе.
— Бедная моя, — произнесс он и потянул ее за рукав, будто
боялся, что она скажет, что ей срочно понадобилось обратно в Питер и она
уезжает. — Пошли в тепло.
За рукав он привел ее в дом, мельком удивившись, что она
такая красивая, он и забыл про это. На ней были джинсы и свитер с высоким
горлом, должно быть, она все стеснялась своего шрама, и ему очень хотелось ее
поцеловать, но он не знал, можно ли.
