Он орал, а она уже улыбалась сквозь слезы, и он все еще
продолжал орать, когда она подбежала к нему, прыгнула и кинулась на шею.
Он поймал ее и прижал к себе.
— А как мы его назовем?
— Мы даже не знаем, девочка там или мальчик!
— Да какая разница.
— А и вправду никакой.
— Значит, девочка будет Катя, как ты.
— Ну что ты глупости говоришь! Зачем нам две Кати, у нас уже
есть одна!
— Ну ладно, хорошо, значит, девочка будет Маша. Или Катя.
— Макс, отстань от меня со своей Катей. И не надо так, мне
щекотно!
— А мальчик будет.., мальчик.., если будет мальчик…
Она хохотала и отбивалась.
— Мальчик будет Фемистоклюс! Или Алкид! Макс, ты просто
маньяк!
— Евгипий тоже хорошее имя.
— Кто?!
— Евгипий Максимович. Раз он мой сын, значит, будет
Максимович!
— Это точно. А откуда ты взял этого Евгипия?
— Был такой в пятом веке. Он тиснул мемуары про святого
Северина. Собственно, про Северина известно как раз от Евгипия. На левом берегу
Сены есть собор святого Северина. Я тебя туда отведу.
— Па-адумаешь, какой умный, про собор знает! А вот я тебя
укушу!
— Там колонны, как пальмы.
— Что значит «как пальмы»?
— Как будто каменные пальмы подпирают свод. Там витражи и по
субботам играет орган.
— Ты бывал там именно по субботам?
— Ну да. Я же учился в Сорбонне, в юридическом колледже. И к
Северину всегда ходил пешком, по бульварам и вниз, к реке. Сначала по
Сен-Жермену, а потом по Бульмишу. Так студенты называют бульвар Сен-Мишель.
— Ты учился в Сорбонне?!
— Да. Давно.
— Боже мой, с кем я связалась?!
— Там кругом ресторанчики, которые держат греки, и можно
было купить за десять франков все, что угодно: шляпу, сумку, шарф или три
картинки с видом Парижа. А за тридцать вполне приличные ботинки!.. А у греков
всегда людно, потому что дешево, чад, мясо жарится. Там нужно есть сыр, пить
красное вино или бельгийское пиво и заказывать жареную утку или свиную ногу. Я
тебя там покормлю.
— Ты не волнуйся так. Что ты волнуешься?
— Я не волнуюсь. Я просто слишком тебя люблю.
— Не люби меня.., слишком, Максим. Люби меня просто так.
— Я люблю тебя просто так, но немножко слишком. А в Париж мы
поедем на следующей неделе, ладно? Мы поженимся и сразу поедем. Осень — мое
любимое время в Париже. Или ты не хочешь?..
— Я хочу! Я хочу все, что хочешь ты! Париж так Париж.
Тамбов, значит, Тамбов.
— Ты выгодная жена. В Тамбове-то оно подешевле будет!
— Ты жадный?
— Я жадный, отвратительный тип. Я куплю тебе самый большой
бриллиант, который ты только захочешь. Хочешь большой бриллиант?
— Кто же не хочет большой бриллиант, Максим Вавилов?
— А потом у тебя вырастет живот, и ты уже никуда не сможешь
ездить, и тебе придется сидеть дома, а я буду приезжать поздно, и ты будешь
меня пилить и подозревать в том, что я был в бане с девочками!
— Я?! Тебя?! Подозревать?! Да у тебя на лбу все написано.
Вот здесь. Как только ты приедешь из бани, все сразу станет понятно.
— Боже мой, с кем я связался?!
— А моя работа?! Я хочу работать!
— Ну работай. Только где-нибудь не слишком далеко от меня.
— Очень близко.
— Это самое главное. Ты будешь работать, я буду работать, мы
будем редко видеться и, таким образом, никогда не станем ссориться.
— Или будем каждый день.
— А у меня будут разъезды, командировки, отели, иностранцы,
иностранки…
— Подожди, какие отели?! Ты что, уйдешь из своей дежурки?!
— Ну конечно. Мой отец ушел из науки, потому что у него были
мама и я, маленький, и нас надо было кормить! У меня ты и Евгипий, вас тоже
надо кормить!
— Макс, ты же так не хотел! Нет, подожди, это все нужно
обсудить! Макс, не лезь ко мне!
— Ничего не нужно обсуждать. Все понятно. Мне просто больше
никому ничего не надо доказывать, поняла, глупая?! Все-о-о! Все доказано! Я на
это угрохал много лет. Господи, ну неужели ты не понимаешь?! Я теперь такой же,
как он! Я знаю, что такое деньги в кассе в день зарплаты. Я знаю, что скажу
сыну, чтобы он не был такой же придурок, как я, и не мотал мне нервы, как я
мотал отцу! Сын получит от меня не просто королевство, он получит от меня
империю, и я его, поганца, заставлю учиться в Сорбонне!
— Максим…
— У меня теперь семья, и я должен ее кормить. Давай
родителям позвоним.
— Максим, ты сошел с ума. Сейчас полшестого утра.
— Наплевать. Нам нужна какая-нибудь сложная подготовка? Ну,
платье, смокинг, кольца, это все покупается в один день. Ресторан, сто
пятьдесят гостей, катание на пароходе, тройки, цыгане?
— Максим, ты что?!
— Значит, ресторан и билеты в Париж я закажу. Платья, кольца
и всякую ерунду купим. Цыгане и пароход отменяются. Самое главное, чтобы родители
были в Москве. А у тебя? Бабушки нет, кого зовем?
— Надежду и ее американца.
— Отлично. Американец и Надежда. Ну, мы все решили. Значит,
в пятницу, да? Что ты смеешься?
— В пятницу отлично! Пятница — хороший день.
* * *
В пятницу Максим Вавилов женился на Кате Самгиной.
Пока ехали из загса, где толпились брачующиеся в галстуках
из негнущегося атласа под цвет невестиного платья, мамаши в кружевных оборках и
подружки невесты в разноцветных шелках, и где все их смешило, Максим все время
смотрел на свое кольцо. Просто глаз оторвать не мог.
— Послушай, — в конце концов удивленно сказал он своей жене
Екатерине. — Что такое?! Мне тридцать два года, а я радуюсь, как мальчишка!
— Это потому, что ты меня любишь, — сообщила ему жена
Екатерина, которая тоже глубокомысленно рассматривала свой палец. — И я тебя
люблю! Это очень просто.
Почему-то в Москве не было пробок — такой особенный выпал
день, — и даже солнышко выглянуло, и они немного полюбовались на Кремль и храм
Христа Спасителя, который сиял вечным куполом в просветах рваных осенних туч. А
небо, которое смотрело на них оттуда, было высоким и очень синим, холодным,
осенним.
