Максим остановился, чуть-чуть не дойдя до них.
Про борова и ту, которую когда-то звали Катей, он начисто
забыл.
Отец отвернулся от борова и посмотрел на сына. Секунду
ничего не происходило, а потом они шагнули друг другу навстречу.
Они оказались поразительно похожи, и Катя Вавилова, тихонько
улыбаясь, вдруг подумала, что теперь знает, как ее муж будет выглядеть через
тридцать лет.
— Привет, — сказал Максим. — Папа, это моя жена Катя.
— Катя! — громко и весело воскликнул отец. — А где-то тут
моя жена Таня! Тань, ты где?! Родная мать вашего супруга, Катенька!
Боров сладко улыбался, кланялся и все совался к отцу, пока
тот досадливо не отстранил его рукой.
— Познакомьтесь, мой сын Максим, — так же громко, на весь
зал, провозгласил он. — Максим работает со мной. По всем вопросам теперь к
нему, к нему, а нам, старикам, и на покой пора!..
И, отпустив совершенно борова, он по-гусарски подхватил с
одной стороны Катю Вавилову, с другой собственную жену, провожаемый батальоном
официантов, метрдотелем, хозяином и корзиной цветов, которую тащили четверо,
повлек их за собой, к другим высоким двустворчатым дверям, которые стали как бы
сами по себе открываться перед ним. Свита двигалась следом, а он еще что-то
успевал нашептывать своим дамам, а Катю потрепал по щечке, и, когда он вдруг
оглянулся на сына, Максим увидел его смеющиеся глаза.
* * *
— Надежда! — закричала Лидочка и замахала рукой. — Беги,
девочка, там Наумова совсем зашивается, дура такая! Опять она китайский язык не
выучила, хотя я ей говорила, сто раз говорила — учи китайский!
— Сейчас, Лидочка. В четыреста восемнадцатом горничная
унитаз разбила, представляете?
— Как разбила? — поразилась Лидочка. — Она из него пила и
уронила?
— Она на него залезла, чтобы пыль протереть за зеркалом, а
он треснул! Нам туда людей селить, а унитаз разбился.
— Поставь горшок, — посоветовала Лидочка. — И давай, давай
быстрей на ресепшен!
Надежда побежала в сторону главного входа, но остановилась и
оглянулась.
— Лидочка, вы не знаете, зачем управляющий совещание
собирает?
— Знаю, но не скажу, — ответила Лидочка загадочно и махнула
рукой, чтобы Надежда бежала быстрее.
Она добежала до центрального холла и ринулась к стойке
портье, возле которой не было никаких китайцев. Тани Наумовой тоже не было
видно, и вообще никого из портье, хотя был вечер пятницы, самый разгар веселья
— именно вечером в пятницу собиралось особенно много народу.
Высокий мужик посторонился, когда Надежда подлетела, и она
на ходу пробормотала:
— Извините.
— Not at all, — ответил вежливый мужик, и она подняла на
него глаза.
Дэн Уолш смотрел на нее сверху вниз и улыбался во все свои
триста шестьдесят пять зубов.
Как во сне, она подошла и потрогала рукой его куртку.
— Зачем ты приехал?
— Привет, — сказал он и перехватил ее руку.
— Зачем ты приехал?
Он засмеялся:
— Президентский визит через два месяца.
— Как?! — вскрикнула Надежда. — Опять?!
Полковник Уолш кивнул.
— На этот раз все по-настоящему.
По-прежнему никого не было возле центральной стойки портье,
и только Пейсахович улыбался из-за стекла хитрой улыбкой.
— Послушай, — сказал Дэн Уолш, — когда меня выпроводят на
пенсию и я стану парижским таксистом, ты будешь жить со мной в крохотной
мансарде на Больших Бульварах?
— Что? — переспросила она серьезно.
— Я все время в разъездах, — тоже очень серьезно сказал он.
— Я даже не знаю, имеет ли право офицер федеральной службы безопасности США
состоять в связи со всякими русскими! А если меня выгонят с работы, я не смогу
купить тебе дом в тридцать шесть комнат.
— А ты хочешь состоять со мной в связи?
— Ничего в жизни так не хотел.
Надежда потянулась к его уху и прошептала:
— Значит, все в порядке. Шалаш и корка хлеба с вами, Ричард!
Полковник Уолш захохотал, подхватил ее под мышки, как
маленькую, и поцеловал на виду у всего отеля, на виду у Лидочки Арсентьевой,
Тани Наумовой, которая выглядывала из-за перегородки, и целой делегации
китайцев, ввалившейся в высокие стеклянные двери!
И когда он ее поцеловал, Пейсахович торжественно заявил
последнему из китайцев, который вежливо остановился, чтобы послушать, что
скажет ему швейцар:
— Вот теперь в наш отель может пожаловать сам Моисей! Я бы
лично ему ни одного слова на это не возразил! Я бы ему так и сказал: уважаемый
Моисей, добро пожаловать!..
