– К пятнице отделка кают будет готова. Ваше пожелание в силе – все каюты в одном стиле? – спросил швед. – Декораторы удивлены. Это же не гостевые каюты.
– Сделайте все в одном стиле – как заказано: натуральные материалы, хорошее полированное дерево, минимум деталей. Рядом должна находиться каюта врача и каюта сиделок.
– Каюты обслуги в трюме.
– Нет, это далеко, делайте, как я хочу.
Швед кивнул, и камера показала верфь. Владимир Галич увидел свою яхту.
«Как вы яхту назовете, так она и поплывет…» Песенка капитана Врунгеля из мультфильма, который они смотрели в детстве вместе с братом Борькой.
Сидели на диване, хохотали, болтали ногами – счастливые довольные мальчишки. И брат еще не обзывал его Вовкой-Компом. Комп – сокращенное от «компьютер». И ничего еще не спрашивал про Ирку, потому что тогда ему еще было на нее наплевать.
Бывшая жена, улетевшая в Аргентину.
Покойный брат, не доживший до своего пятнадцатого дня рождения.
Яхта капитана Врунгеля под названием «Беда».
«Я пас», – на мониторе, где играли в виртуальный покер, появилась строка. Все партнеры – анонимны, общение лишь вот так, и в действии только номера кредитных карт.
«Ставка пять тысяч», – еще одна фраза-строка.
«Сейчас в банке у нас денег больше, чем мой батя зарабатывал за десять лет советской власти», – строка-комментарий.
«Поднимаю ставку до пятнадцати тысяч», – эту фразу Владимир Галич, сидевший в кресле лицом к мониторам, набрал на компьютере-планшете, лежавшем у него на коленях.
«Высоко берете», – тут же монитор запестрел новой фразой.
Играли даже не в долларах, а в евро.
«Тогда еще удваиваю», – набрал Владимир.
Она возникла внезапно – острая как лезвие бритвы, сияющая линия. Словно кто-то натянул серебряную леску – Владимир Галич, смотревший на мониторы, на свою планшетку, видел эту линию.
Нечасто, но иногда.
Она возникала внезапно и звала, вела его за собой. Августовское солнце заливало светом четвертый этаж из стекла. Внизу гудели мужские голоса. За стенами особняка по Большой и Малой Ордынке вереницей в пробке еле-еле двигался транспорт. И первые желтые листья на тополях что-то лепетали, когда теплый ветер ерошил и теребил их.
А линия… серебряная линия не исчезала.
Так же, как и в детстве, когда она возникла впервые и позвала за собой. Он сначала противился этому зову, но зов, линия, сияние серебра, жажда, любопытство оказались сильнее. Нет, любопытством там и не пахло, это скорей было похоже на голод, на ночную, еще детскую поллюцию, на что-то настолько естественное, природное, сидящее внутри его… Очень знакомое и одновременно совершенно неизвестное. То, что можно ощутить и увидеть, лишь двинувшись по этой серебряной линии туда, куда она вела.
«Я пас», – появилось на мониторе.
«И я пас».
«Откройтесь», – приказ-команда.
Владимир Галич коснулся планшетки и открылся в виртуальном покере.
«Вы сорвали банк».
Серебряная линия не подвела. Когда-то давно он пытался убедить себя, что это что-то сродни интуиции. Но это была не интуиция. А что-то гораздо сложнее. Внутренняя неразрывная связь.
Камера второго монитора показывала ему яхту во всей ее красе и мощи. И еще верфь и порт.
А гаснувший монитор покера отражал в себе его задумчивое лицо, как зеркало. И еще одну картину – девочка с распущенными светлыми волосами и высокий угловатый пацан целуются взасос у ворот школьного футбольного поля. А потом уходят, обнявшись. Пацан и девчонка, старший брат и его… нет, моя, моя будущая бывшая жена.
Любовь с четвертого класса, покинувшая его в самый тяжелый момент его жизни.
Ну, хотя бы эту партию в покер он сейчас выиграл.
Серебряная линия не отпускала, не тускнела. Она не звала за собой, она просто была, существовала. Эта внутренняя связь.
На одном из темных мониторов появилась строка: у вас сообщение. Потом монитор вспыхнул, и Владимир Галич увидел на экране членов своей команды: юриста Маковского, американского адвоката Добсона и топ-менеджера фирмы «Веста-холдинг» Ерофеева. Они все сидели этажом ниже в гостиной, они могли бы подняться и войти сюда в этот кабинет-аквариум, но они остались внизу и связались с ним вот так – тоже виртуально.
– Мы так и не пришли к соглашению, Владимир Маркович, – хрипло сказал менеджер Ерофеев. – Можно бесконечно судиться, если хоть какие-то козыри на руках. Но завещание вашего отца категорически определяет, что является вашим главным козырем. Неужели так трудно выполнить этот пункт? Вы же так молоды и полны сил. Я не хочу, чтобы активы компании уходили к нашим оппонентам. Я работал с вашим отцом и остался вам верен. Мы все лишимся всего – я места. А вы… Подумайте, чего вы лишитесь. Я прошу вас, мы все вас просим, постарайтесь выполнить то, что так хотел от вас ваш отец. Неужели это так трудно?
– Нет, – ответил Владимир Галич.
Там наступила пауза. Удивительно, но такого ответа там не ожидали. И растерялись.
Серебряная линия сияла среди света и солнца, пронзив панорамное стекло. Над крышами офисов и особняков, над кронами деревьев, над городом. Но никто ее не видел, никто не знал о ней. И только он, Владимир Галич, мог коснуться ее каждым нервом, каждым атомом своего тела.
Он встал и подошел к окну, прижался к стеклу, распластался на прозрачной горячей стене, раскинув руки.
Тогда в детстве, когда это происходило, он просто бежал на зов. Бежал изо всех сил, предвкушая радость встречи.
– Я сделаю, как хотел отец, я постараюсь, – сказал он, оборачиваясь к монитору. – А тут на крыше следовало бы поставить солнечные батареи, а? Потрудитесь заказать, если это возможно.
Глава 18
Неопознанные жертвы
Вернувшись из Нового Иордана, весь вечер Катя провела дома, в своей квартире на Фрунзенской набережной, – убиралась, вытирала везде пыль, выходила на балкон, смотрела на Москву-реку, потом сидела тихонько как мышка в углу дивана, наслаждаясь тишиной и покоем, затем строила планы.
Все-таки как хорошо дома! Даже после короткого отсутствия домашние мелочи приобретают совершенно особое значение, особый вкус, особый аромат. Например, ванильные сухарики к чаю. Или коробка шоколадных конфет, найденная в холодильнике. А лимонный скраб для тела, а пушистые полотенца в ванной – сама их выбирала когда-то в магазине. Яркие подушки на диване, что так и просятся под локоть, под спину, вкус свежевыжатого апельсинового сока. Сладость с кислинкой надкушенного яблока. Аромат молотого кофе из кофеварки на кухне. И даже пылесос, сияющий пластиком и хромом, чудо японской техники, работающий совершенно бесшумно. Если бог в мелочах, то сколь совершенны, сколь прекрасны и упоительны эти домашние мелочи. К ним, к ним после даже короткого отсутствия так стремится сердце.
