Глава 37
«СТАРАЯ СУКА»
Когда Катя спустилась на лифте вниз, пересекла больничный вестибюль с намерением выйти на улицу и побеседовать с Виолой Архиповой, там, на улице, ее ждал сюрприз.
Полковник Гущин, гладковыбритый, вымытый с мылом до блеска, застегнутый на все пуговицы, ароматизированный одеколоном и мятной жвачкой, призванной уничтожить все запахи вчерашнего, столь неуместного ночного кутежа, явил себя собственной персоной возле лавочки, где курили Павел Киселев и девочка.
Катя подошла к ним в тот момент, когда уже стало ясно – целью Гущина является не потерпевшая несовершеннолетка, а охранник.
– Ну-ка погуляй, дочка, проветрись, а то позеленела от дыма-то, нам тут поговорить надо, – отечески велел полковник Гущин Виоле.
Виола нехотя встала, швырнула окурок, извлекла из кармана розовой бархатной куртки-кенгурушки конфету, сунула в рот, развернув обертку.
Она пошла в вестибюль, то и дело оглядываясь на них. Нет, на охранника Киселева, что так и остался сидеть в ленивой позе.
Катя присела рядом на лавочку, а Гущин, перед тем как сесть, с усилием одышливо наклонился, поправляя шнурок на своем щегольском ботинке.
Вроде как шнурок и не развязался, или то Кате лишь померещилось.
– Давненько не виделись, Павел, – сказал Гущин, усаживаясь. – Но за все эти три года, что со смерти вашего работодателя прошли, нет-нет да вспоминал я вас.
– И не только вспоминали, на допросы тягали, когда Сашка-банкир в ящик сыграл на Кипре, – Павел Киселев курил.
– Что-то всей этой вашей электрогорской междоусобице конца-краю нет, – сказал Гущин. – Но одно дело – когда взрослые глотки друг другу рвут, а другое – когда на потомство покушаются. Слушайте, давно я вас хотел спросить – чего это не уволили вас, а?
– То есть?
Киселев крепко закусил сигарету. А Катя подумала: браво, Гущин, старый ты пьяница, даже с похмелья жестокого не теряешь чутья. Самый правильный вопрос задал охраннику. Не то, что он видел или заметил на банкете, где все снова проворонил. А вот этот вопрос – главный.
– Да, да, это самое – чего взашей не прогнали еще тогда, три года назад, когда Архипова убили?
– Меня ж ранили тогда.
– Это я знаю. И то, что вдова Архипова дорогущее лечение оплатила и курс реабилитации в немецкой клинике. Легкое ведь тебе тогда прострелили? Но все равно – полечили тебя за хозяйский счет. Не знаю уж как – по контракту или просто долг христианский выполнили. А потом должны были в шею, так всегда поступают с вашим братом, когда босса убивают. И сейчас то же самое – такой профессиональный прокол, непростительный прокол. После таких событий охранника-то не просто в шею, а пинками иные прогнали бы, да резюме еще в Интернет запульнули – волчий билет на всю оставшуюся жизнь. Так нет, никто из семейства тебе даже никаких претензий не предъявляет. Снова ты на работе, при деле, и даже жизнь дочерей она тебе опять доверила.
– Слушайте, меня можете оскорблять как угодно. Но ее не трогайте.
Киселев произнес это так, что Кате невольно захотелось отодвинуться от него на лавочке подальше.
– Вот, вот, я об этом самом… Про нее… послушал бы ты, парень, себя сейчас. Спите вместе с вдовой?
– Нет.
– Да брось, кто тебе поверит. Раз не уволили тебя, не прогнали из семьи, значит…
– Я сказал – нет. Я… она не такая. Я сейчас уйду, я должен быть в палате.
– Сиди тут, уйдешь, когда я тебе разрешу, – Гущин засопел. – А ты как думал, парень, цацкаться я с тобой буду, что ли? Охранник… ты не только на зарплату свою не наработал, ты долг свой перед этой семьей не исполнил. К вам на праздник, где у тебя все под контролем должно было быть, учитывая, что у вас тут творится все эти три года, проник убийца, отравитель. Ты куда смотрел?
– А вы куда смотрели? – Киселев смотрел на Гущина. – Вы, полиция?
– Гостей принимали по списку? – Гущин словно и не слышал вопроса.
– Да, она… Анна сама список составляла, советовалась, конечно, с Адель Захаровной, кого из своих та хотела бы видеть. Но стариков пригласили мало. Если бы мы только круг Адель Захаровны собирали на юбилей, десяти человек бы не набралось.
– Ты приносил выпить девочкам?
– Да, но только один раз – коктейль. Потом они уже сами добавляли.
– И младшая?
– А что я могу? Она делает что хочет, – Киселев пожал плечами.
– Сам-то, что им давал, пил?
– Да, то есть нет. Я просто забрал бокалы с коктейлем в баре и принес. Я ж как-никак не развлекался там, я на работе.
– Бдил, мать твою, – Гущин покачал головой. – Кто это сделал, по-твоему? Кто дал девчонкам яд?
– Не знаю. Сам об этом все время думаю. Когда старухе… то есть Адель Захаровне плохо там стало, я решил, что это ее… ну, мол, по ней ударили. Но у нее сердце вроде как, приступ сердечный с испугу. Просто не знаю, что думать.
– Ты и в прошлый раз такой нам фоторобот подкинул киллера, босса твоего, Архипова застрелившего, что мы никого по нему так и не узнали.
– Дождь шел в тот день. Он был в куртке с капюшоном. И откуда-то из-за угла он вынырнул к самой нашей машине. Я ж за рулем был, пока выскочил, а он уже выстрелил в Бориса, прямо в упор. Я бросился к нему, а он выстрелил в меня. Сколько раз допрашивали меня!
– Помню я все это, – Гущин махнул рукой. – Звенья все это одной цепочки. Вендетта эта ваша, они вас, потом вы их, теперь они вас снова… Чего вы не уедете отсюда, а?
– Чтобы Архиповых Пархоменки из города выгнали – не бывать этому никогда.
– Так она говорит… хозяйка твоя, Анна, или это ты сам так решил?
– Я этой семье… и Анне Дмитриевне в том числе, жизнью обязан. Мы всегда все в семье заодно.
– На юбилей, кроме гостей, по нашим данным, кое-кто и незваный приезжал. Петр Грибов – имя тебе что-то говорит?
– А, этот. Да, он явился вдруг, Адель Захаровна с ним виделась, но за стол его не посадили.
– О чем они говорили?
– Я ее к нему сопроводил, он ждал ее у трейлеров возле ресторана. Но о чем они говорили, не слышал. Он старик, к тому же инвалид с детства, такой весь крючок согнутый.
– А чем он занимается?
– Он богатый человек, ювелир известный и коллекционер антиквариата.
– Борис Архипов вел с ним бизнес?
– Нет, никогда.
– Так что же их связывает?
– Не знаю, прошлое, наверное, воспоминания. Они ж одноклассники со старухой нашей. Но он давно живет в Москве.
– Воспоминания не только о пятой школе, но и о пионерском лагере «Звонкие горны»? – спросила Катя.
Охранник повернулся к ней.
