– Прости… – Я отклонилась назад от его лица, которое он вплотную приблизил ко мне.
– Скоро ты полюбишь меня, и мы будем вместе навсегда. – Он взял меня за плечо. Я прочитала в его бешеных глазах безумное желание. Похоже, что, воспитываясь взаперти в этой глуши, он никогда не знал женщины и теперь наконец готовился исправить это упущение. Дикий Гена и вправду думал, что я девственница. Если признаться, что это не так, то точно можно прощаться с жизнью. Значит, нужно тянуть время как можно дольше.
– Тогда отпусти меня, я буду хорошо себя вести. И мне нужно помыться, – дрожащим голосом, как скороговорку, выпалила я, только бы он дальше не дышал мне в лицо.
– Ты что думаешь, что я такой идиот?! – Гена взял меня рукой за подбородок и притянул поближе к себе. – Меня не так легко провести, маленькая сучка! Чтоб ты знала: я не такой тупой, как ты думаешь. Я работаю водителем в деревне, я вижу всё, что происходит вокруг меня. Вижу таких заносчивых тварей, как ты. Вы все думаете, что умнее меня? Думаете, что можете мной управлять и указывать мне?!
– Нет-нет. Ты меня не так понял, – я со слезами потирала больной подбородок, глядя в его жестокие косые глаза, – я буду… хорошо себя вести. Обещаю.
– С этого и надо было начинать! – Он схватил меня за руку и резко дёрнул верх так, что чуть с корнем её не оторвал. – Вставай, будем хоронить покойницу.
Превозмогая боль, я схватила её за ноги. Моральный урод Гена взял труп за плечи. У меня не получилось даже приподнять её от земли, поэтому пришлось делать вид, что я не просто держусь за её холодные конечности.
У самой могилы, обхватив руками щиколотки старухи, я сделала последний рывок. Труп упал в яму с глухим стуком. Стоя на краю и боясь упасть вслед за ней, я наблюдала, фотографируя глазами её безжизненные черты. Покойная лежала в странной позе, будто бы готовая ожить и попытаться выбраться.
«Отмучилась», – подумала я.
Гена снова заработал лопатой, засыпая по очереди песком части тела. Когда песок попал на старушечье лицо, я ждала, что она заморгает. Но мёртвые ничего не чувствуют. Им всё равно. Я не хотела такой участи. Только не сейчас.
Слабость давала о себе знать. Я пошатнулась. Чтобы не упасть, пришлось присесть на мокрую траву. Такую же мокрую, как в тот день, когда меня похитили. Я провела по ней ладонью, а затем умыла этой влагой лицо.
Нужно было действовать, собирать силы в кулак и бежать. Но тело протестовало, заявляя о себе болью в каждой частичке. Меня зазнобило. Нужно уносить ноги прямо сейчас. Пытаясь встать, я взглянула на небо и поняла, что светает. В ушах зашумело, и мне показалось, что небо падает на меня. Я присела на колени и потрогала лоб. Холодный пот катился по нему градом. Вытерла. Последнее, что мне удалось увидеть перед тем, как потерять сознание, был Гена, повернувшийся ко мне и с удивленно приподнявший бровь.
24 апреля 2009 года
Не зря я всё утро сегодня провела перед зеркалом: укладка, лёгкий макияж, капелька духов… Всё это в любые времена придавало женщине уверенность. Выстукивая каблучками по асфальту, я замечала, что почти все мужчины на меня оглядываются. Значит, всё было сделано верно. Не напрасно я сегодня надела светлое платье: тёплый ветерок развевал его подол, обнажая мои загорелые ножки. Платья и юбки с незапамятных времён выступали стопроцентным оружием в завоевании мужчины.
Но никакая уверенность в своём внешнем виде не могла сегодня побороть моё волнение. Сжимая в руке сотовый телефон, то и дело поглядывая на него, я подошла к его подъезду. Хотелось развернуться и бежать. Но желание его увидеть перевесило. Нажав кнопку домофона, я приготовилась назваться, но он просто открыл дверь, ничего не сказав. Те две минуты, что я поднималась в лифте на двенадцатый этаж, показались вечностью. В это время, слушая оглушительное биение своего сердца, мне удалось расчесаться, два раза уронив расчёску, облизнуть губы, поправить брови, прочистить горло.
Выйдя из лифта, я нашла нужную квартиру и позвонила. Успела в последний раз подумать о том, какая же я дура, что припёрлась сама, и про себя укорить Сашу за его никчёмную стеснительность, как дверь открылась, и он отступил назад, чтобы пропустить меня. Преодолевая волнение, я вошла.
– Привет… – Он явно был смущён. Сашка, красивый и сильный, стоял в коридоре, заламывая пальцы, и ждал, пока я разденусь и пройду.
– Ну привет… – Я смотрела на него и улыбалась. Мне понравился его внешний вид, напоминавший мальчишку: старые домашние, футбольной длины шортики, слегка обтягивающая спортивная футболка, явно оставшаяся со времён юношества, и серые носки с тапочками. Всё это выглядело очень мило и забавно. Я опять ощутила прилив нежности.
– Проходи, пожалуйста. Вот это моя комната, – Саша указал мне на дверь, в которой вместо стекла зияла дыра, – может, хочешь чаю? Я сам ещё не верю, что Ева ко мне пришла. Ну не могу в это поверить!
– Почему? Разве я какая-то особенная?
– Ты же Ева, – он мялся, краснея и не зная, как себя вести.
– Тогда я буду чай.
– Тогда я сейчас заварю.
– Спасибо.
Он скрылся на кухне, а я решила оглядеться вокруг. Квартира была двухкомнатной, не очень-то ухоженной, но это было простительно для женщины, которая воспитывала сына одна, без мужа. Царивший кругом беспорядок показался мне даже милым, словно они тут готовились к ремонту. На полу лежали, перегораживая дорогу, ковры, свёрнутые в рулоны. Перешагнув через них, я пошла дальше.
В зале явно жила его мама: повсюду иконы, а главное – цветы. Всё здесь было заставлено цветами: пол, подоконник, стол, гладильная доска, мебель. Притом что освещение оставляло желать лучшего. Обои в этой квартире, мебель, интерьер – всё говорило о том, что жизнь здесь остановилась в девяностые годы. На стенке я заметила фотографии, на которых была изображена вся семья. Сашина мама на них выглядела женщиной в возрасте, с тяжёлым измученным взглядом.
– Это мама. – Сашка подкрался незаметно.
– Ой, извини, я вот сюда нечаянно забрела, – повернувшись к нему, я ощутила неловкость, – фотографии стою рассматриваю. А как её зовут?
– Галина Анатольевна.
– Она здесь живёт, в этой комнате?
– Да.
– Заметно, – я огляделась, – цветы очень любит?
– Вроде того, – он улыбнулся.
Заметив, что его неловкость переходит все границы, я ощутила себя старой развратной тёткой, которая пришла, чтобы соблазнить мальчика. Мне хотелось, чтобы он подошёл, схватил меня покрепче, поцеловал. А он держался на расстоянии двух шагов. Мне даже стыдно стало, что я его стесняюсь меньше, что не волнуюсь так сильно.
– А кто это на фотографии? – Я указала на молодого человека лет двадцати пяти-тридцати.
– Это мой брат, – было заметно, что вопрос ему не понравился, – он умер.
– Ой, прости, Саш… Он очень похож на тебя. – Я дотронулась до его плеча. От этой близости меня будто ударило током.
