– Какие деньги?! – Бабуля сжала руки в кулаки. – Копейки эти?! Ему ж теперь надо новую жену кормить и одевать! Бедные дети, он их взял на выходные две недели назад, а когда они вернулись, Толя Веру спрашивает: «Мама, а почему папа тётю целует?»
– Ужас какой, – удивилась я, – мог бы и не делать этого при детях…
– Толенька после этого совсем похудел, и взгляд у него тяжёлый стал. А ведь какой мальчик был весёлый! Теперь больше молчит. Замкнулся. Внучек мой маленький. Для детей это страшный удар, который может изменить всю жизнь. Они винят во всём себя, спрашивают, что в них не так, раз их бросили.
– Это же дети, это родное, – развела руками Мила, – как же их можно бросить?!
– Нам не понять, – вздохнула я.
– Мотайте на ус, доченьки, – наставляла бабуля, – мужчины – существа лживые и ненадёжные. Надеяться нужно только на себя, родимую! Сегодня он рядом, а завтра нет его. А ты – мать, тебе поднимать детей на ноги нужно. Остаёшься одна, и рассчитывать больше не на кого.
– Они бегут от ответственности, – заключила Мила, – как крысы с тонущего корабля! Мало осталось достойных мужчин.
– Я хорошо жила с твоим дедушкой, Ева, – призналась бабушка, теребя скатерть, – но когда родилась твоя мать, решила, что больше детей мне не нужно. Мой муж был порядочным, непьющим, но даже при таком раскладе я отказывалась иметь второго. Прошло пять лет, врач сказал мне, что я на третьем месяце беременности. Я испугалась, заревела, просила сделать мне аборт. Но аборты в те далёкие коммунистические времена делали только раз в полгода, а с моего последнего аборта прошло всего пять месяцев.
– И врач отказал? – спросила Мила, запивая чаем пирожок.
– Она боялась, что её посадят за это. Как я ни уговаривала, она не сдавалась. И вот я пришла к себе на завод, реву, рассказываю женщинам. А те, кто постарше, начали мне советовать, как можно избавиться от ребёнка народными способами. Вернулась я домой, давай тяжести поднимать, шкафы двигать. Вспотела, лежу вся красная, хоть бы в одном глазу! Быстрее геморрой выскочил бы, чем выкидыш произошёл.
Мы с Милой слушали с нескрываемым интересом, заедая информацию пирожками.
– А потом, – продолжала бабуля, – я пошла на Профсоюзную улицу, ныне Южную, там стояли гаражи и кладовки. Я еле взобралась на них и начала прыгать на землю. Руки ободрала, платье порвала, шишки набила – и всё впустую! Прихожу в понедельник на работу, реву. Сослуживицы мне ещё советов надавали. Я вернулась домой, налила полный стакан водки, нагретой на огне, почти весь залпом выдула и легла в горячую ванну. Вода – кипяток. Лежу, терплю. Тут мне водка в голову ударила, стены запрыгали перед глазами, всё плывёт. Терплю. А когда совсем плохо стало, нестерпимо, вылезла, доползла до дивана. Как жива осталась, до сих пор не понимаю! А выкидыш так и не произошёл.
– Бабуль, – призналась я, – ты такая отчаянная, я и не знала об этом.
– Потом я и молоко пила с йодом, и массажи делала, давила на живот, как ненормальная, – ничего не помогало! Слава богу, хоть на грязный аборт не решилась, видно, жить хотелось. Так и родилась моя Вера. Тяжело нам с дедом было поднимать детей на зарплату рабочего.
– И ты не жалеешь? – спросила я.
– А что тут жалеть? – удивилась она. – Если можешь предотвратить – действуй. А не вышло – так смирись. Значит, так было суждено. Ненавижу людей, которые о чём-то жалеют. Было – и было! Что тут теперь – жалеть, что ли, всю жизнь? Вот сидят и думают: надо было так поступить да эдак. Всё бы да кабы! Нельзя так, девоньки. С тем, что было, надо смириться или вовсе забыть.
– А я, – вмешалась Мила, отодвигая от себя пустую чашку, – никогда не смогла бы убить маленькое существо, что живёт внутри меня. Это же живой человек!
– Подожди, – громко возразила я, – стало быть, лучше плодить нищету? Или рожать по пятнадцать детей? Рожать от насильников?
– Но он же живой… И хочет родиться! Аборт – это убийство…
– Значит, лучше, когда рожают тринадцатилетние мамаши? – Я никак не хотела соглашаться. – Каждый должен иметь право исправить ошибки, Мила. Я не понимаю тех, кто требует запретить аборты. Вот они пусть и рожают тогда! А других не лишают права выбора! Выбор у женщины должен быть всегда…
– Но, – не унималась Милка, – нужно, значит, больше заниматься распространением контрацепции, сделать её доступной всем.
– Доченьки, – сказала бабуля ласково, – это всё-таки личный выбор каждого. И не надейтесь на мужчину, это не его проблемы. Ему не надо будет бежать на аборт, вот они и не беспокоятся о предохранении. Каждая умная женщина должна побеспокоиться об этом сама. Вот так! А ну, ешьте пирожки, что так мало съели?!
Я посмотрела на Милу, растерянно пожав плечами. Возразить нам было нечего. Вопрос так и повис в воздухе…
17 мая 2009 года
Я стояла у плиты и варила, помешивая, суп-пюре по рецепту, который мне продиктовал по телефону Митя. За окном смеркалось.
Час назад позвонил Саша, и, повинуясь своим низменным инстинктам, я позвала его в гости, понимая, что совсем теряю контроль над собой. Сказала, чтобы приходил попить с нами вина, если ему будет скучно вечером, заранее зная, что Мила ночует у Влада. И, конечно, уже злилась на себя через пять минут после того, как положила трубку.
Злилась за то, что сама делаю шаги к нашему сближению, лишая его такой возможности, но разум отказывался подчиняться, стоило только подумать об этом мужчине. Последние недели на свиданиях мы только напрасно дразнили свои разгорячённые тела страстными поцелуями, которые ничем не заканчивались. В слепом желании я забывала обо всём. Мне хотелось, чтобы он обладал моим телом, хотелось уже скорее перейти запретную грань, которая отделяла меня от интимной близости с любимым.
Единственное, что меня беспокоило, это неопределённость в наших отношениях. Он не предлагал мне встречаться, быть его девушкой. Всё развивалось как-то само собой, и я не знала, как мне себя вести, на что претендовать и надеяться. Сегодня, похоже, представится подходящая возможность объясниться.
Когда я усердно резала базилик для соуса, на кухню зашла Мила. В её руке был зелёный шарфик, значит, подруга уже собиралась выходить.
– М-м-м, песто, – она вдохнула воздух носом так же, как это делает Мартин, – но, если я не ошибаюсь, в холодильнике осталось мясо по-французски и кое-что из того, что ты притащила с работы?
– У меня от него изжога, – я продолжала кружить у плиты, изображая беззаботность.
– Месяц назад ты говорила, что не знаешь, что такое изжога, – Мила попыталась прочитать истинный ответ, заглядывая мне в глаза.
– Правда? – Глядя на неё, я пожала плечами. – Теперь знаю, к сожалению..
– Стареешь! – иронично бросила Мила, повязывая шарфик на шею, – короче, я ушла!
– Счастливо! – бросила я ей вдогонку.
