Но Бог молчал, он бросил меня одну, словно давал мне возможность усвоить урок, преподнесённый жизнью.
– Но кто-то же сказал, что любовь – созидательное чувство? Но ведь нельзя созидать, творить добро, когда тебя отвергают, когда предают! Она убивает меня, понимаешь?! Я не хочу её, не хочу! Забери у меня эту любовь, пожалуйста… Пожалуйста!
Но ответом мне был лишь раскат грома. Он звучал, как угроза. Как предупреждение, что мой урок не усвоен. Я ухватилась за траву и принялась остервенело выдирать её из земли с криками «За что?! Ну за что-о-о?!»
Потом легла, свернулась в клубочек и притихла. Словно пожалев меня, дождь прекратился. Присев, я долго следила взглядом за тем, как рассеивались тучи. Не дождавшись, пока выглянет солнышко и высушит мою одежду, я поплелась к машине.
Сев внутрь, включила обогреватель на полную мощность. Взяла телефон, набрала номер Мити. Недоступно. Набрала другой номер.
– Да, – ответили мне.
– Привет, Антон, это я.
– Привет, Ева. Как дела?
– Не очень-то.
– Я заметил это по твоему голосу.
– Мне нужна твоя помощь.
– Говори, я свободен. Мы собирались с братом и его женой позагорать, но, кажется, небо заволокло. Наверное, будет дождь.
– Будет. Обязательно. Я за городом. И я уже насквозь промокла. Дождь сейчас идёт к вам.
– Ого, ты там с кем? Тебе что, негде было укрыться?
– Я одна на машине, просто не хотелось укрываться. А сейчас сижу, не могу согреться. Боюсь, что простыну.
– Хочешь, чтобы я приехал?
– Да, если тебе нетрудно.
– Нисколько.
– Тогда поезжай на такси в восточном направлении. Километрах в двадцати-двадцати пяти от города увидишь мою машину на обочине. Белая «BMW», старая. Отпустишь такси, обратно поедем на моей.
– Понял, сейчас буду.
– Да, и возьми с собой бутылочку коньяка или настойки какой-нибудь.
– Хорошо!
– Спасибо тебе, Антон.
– Пожалуйста, красавица. Жди.
– Жду.
Я откинулась на сидении. К голове поднимался жар.
Зачем я это сделала? Зачем позвонила ему? Даю человеку напрасную надежду. И вообще поступаю некрасиво по отношению к С… Стоп! Хватит. Сколько раз он поступал некрасиво по отношению ко мне? Вот и всё. Долой дискуссии. Сам во всём виноват.
Я взглянула в зеркало, покачала головой. Губа слегка раздулась, глаза опухли от слёз, на плече красовался синяк. Достав влажные салфетки, я вытерла ими лицо. Вот, теперь почти похожа на человека. Растрёпа.
Окончательно выглянуло солнышко, поэтому пришлось сменить горячий воздух из обогревателя на прохладный. Всё кресло подо мной было пропитано дождевой водой. Недолго думая, я нашла решение этой проблемы: сняла одежду, развесила её на руле и передних сидениях, перебралась назад, достала из сумки купальник, надела его и укрылась полотенцем. Трусики, мокрые насквозь от дождя, завернула в пакет и тоже спрятала в сумку.
Теперь вполне комфортно. Сделала музыку громче. И даже перестала дрожать. Открыла окна справа, позволяя воздуху циркулировать в салоне, чтобы одежда быстрее сохла, а пыль с дороги не попадала. Хотя после дождя пыли особо и не было.
Высунула голову из окна. Чудесный аромат. Вдохнула его полной грудью.
Обожаю гулять после дождя! Но… не идти же в купальнике! Воздух – обалденный, природа словно переродилась. Всё оживает и дышит в полную силу. Такая приятная обволакивающая влажность.
Когда подъехало такси, я трясла головой, пытаясь высушить волосы. Через минуту левая задняя дверь открылась, и в салон с пакетом в руках забрался Антон. На нём были белая футболка, светлые шорты и сланцы. Выглядел он слегка растерянным.
– Привет, – оживилась я, отодвигаясь, чтобы позволить ему сесть удобнее, – первый раз вижу тебя в человеческой одежде! Ты такой красивый. Простой. Близкий к народу. Хотя и в костюме ты бываешь очень даже хорош.
– Не смущай меня, – улыбнулся он и открыл пакет, – привёз тебе коньяк, настойку и бальзам. Не знал, что ты еще захочешь. Тут и рюмки. Одноразовых не нашёл, взял из дома хрустальные. А ещё сыр, виноград и конфеты.
– О, – рассмеялась я от удивления, – ты запасливый. У меня вообще-то есть пластмассовые рюмки в бардачке. Могу достать. Если ты отвернёшься. Мне очень неловко, что я в таком виде, вся моя одежда сушится прямо перед твоим носом.
– Тебе очень идут мокрые волосы, ты такая красивая. – Он огляделся вокруг, не выдержав моего пристального взгляда. – Давай я сам достану рюмки.
Приподнявшись, он дотянулся до передней панели и открыл бардачок:
– Вижу документы, салфетки, жвачку, брелок и какой-то бумажный цветочек. Никаких стаканчиков или рюмочек.
– Значит, они здесь, в кармане сидения, – произнесла я озадаченно. Меня словно окатили ведром холодной воды при упоминании цветочка из бумаги, который был подарен Сашей.
Мы одновременно потянулись к карману водительского сидения, и обоих обожгло случайное соприкосновение наших рук.
– Точно, – прошептал Антон, они здесь.
– Я тебя не оторвала от дел? Может быть, затруднила своей просьбой приехать? – спросила я, пока он доставал посуду.
– Нет, что ты! Я дёрнул со всех ног, как только представил, что существует хоть какая-то возможность того, что ты мне сегодня опять прочтёшь какие-нибудь стихи!
– Обязательно, но для этого нужно немного выпить, – усмехнулась я, – давай посмотрим, что у тебя там есть.
– Я взял бальзам, потому что он настоян на тридцати разных травах. Вот, почитай, – Антон протянул мне маленькую бутылочку, – он поможет тебе не заболеть.
– Хм, не пойдёт, – возразила я, изучив этикетку.
– Почему? – удивился он.
– В составе есть гвоздика. Я её просто не выношу. Даже если бы не читала состав, выпила рюмку, то дальше бы не смогла. Меня тошнит от неё. Даже если в блюде или, например, в соусе, который готовит мой друг Митя, есть хоть щепотка гвоздики, я сразу замечаю и отодвигаю тарелку в сторону.
– А у меня на ваниль такая реакция!
– Интересно, – сказала я, откручивая крышку следующей бутылки, – м-м-м, а вот эта пахнет чудно! Обожаю настойки: рябина, арония, смородина, неважно. Эта любовь осталась с бедных студенческих времён. Если вино – напиток, более любимый женщинами, а водка – мужчинами, то у настойки нет пола. Эти восемнадцать-двадцать четыре градуса одинаково хорошо пьются и переносятся и теми, и другими.
– Какое философское наблюдение! – рассмеялся Антон, протягивая мне рюмку и кусочек сыра.
– Ты ещё не слышал мои рассуждения о русском мате! – воскликнула я, выпив и на секунду зажмурившись. – Могу долго говорить о его силе и значении. Ведь одним матерным словом можно выразить целую массу чувств и эмоций! Не зря весь мир матерится по-русски. Только я сама уже почти три месяца, как не выражаюсь.
