Грубые, шумные мужики с обветренными лицами не вызвали у нее особого восторга. Они болтали о каких-то ледниковых речках, перевале Акташ, о долине Западного Пшарта и загадочном «снежном человеке», который якобы обитал там. Этого «снежного человека» они называли голуб-яван…
* * *
Утром Ангелину Львовну разбудил телефонный звонок Самойленко.
— У меня для тебя сюрприз! — возбужденно-радостным тоном сообщил он.
— Олег, ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы?
— А что такое? — ничуть не смутившись, спросил психотерапевт.
Его трудно было сбить с толку, особенно когда им овладевала очередная «мания», — так доктор Закревская называла его увлечения.
— Позволь напомнить тебе, что за окнами — тьма-тьмущая, а на часах — всего лишь семь утра.
— Ой, я тебя прошу, не будь такой закоренелой материалисткой, — напирал Самойленко. — Что значит время для свободы духа, который парит…
— Олег! — потеряла терпение Ангелина Львовна. — Поздравляю. Тебе еще до рассвета удалось вывести меня из спокойного состояния. Так что берегись! Я приду на работу страшно злая, и ты не получишь кофе.
— Ерунда. Когда ты увидишь, что я принес, ахнешь! Жду тебя в офисе…
Закревская обреченно вздохнула, встала с постели и поплелась в ванную. Все равно заснуть уже не удастся. Она приняла душ, и через десять минут остатки сна улетучились.
Сегодня у нее трудный день: придут три пациента, среди которых бизнесмен Ревин. Почему-то сеансы с ним давались Ангелине тяжелее всего. Ревин блуждал вокруг да около, не раскрывая истинных причин своего душевного недомогания. А то, что недомогание присутствует, Закревская поняла еще во время первой беседы. Скорее всего, болезненные переживания, наложившие отпечаток на психику, связаны с альпинистским прошлым бизнесмена.
Размышляя, как правильно построить диалог с Даниилом Петровичем, она поставила чайник и принялась готовить себе завтрак. Еда по утрам составляла часть ее повседневного ритуала, который нарушался крайне редко и исключительно по серьезному поводу. Выбирая между овсянкой и бутербродом, Ангелина остановилась на последнем. Большой кусок хлеба она густо намазала майонезом, положила сверху два листа зеленого салата, толстый ломоть ветчины и пластинку сыра.
— Ну, теперь можно наливать кофе, — пробормотала Закревская, откусывая от бутерброда и на ходу жуя. — Олег бы завопил от возмущения, увидев, какое варварское у меня питание.
Самойленко время от времени проповедовал здоровый образ жизни, ел только проросшую пшеницу и ужасался, что ему никак не удается приобщить к этому Ангелину Львовну.
«Ты не понимаешь! — с пафосом вещал он, поднимая вверх указательный палец и закатывая глаза. — Тело нуждается в очищении от скверны не меньше, чем душа!»
Ангелина кивала, соглашалась и… продолжала поедать колбасу, сливочное масло, копченья, соленья и сладости. Причем это ничуть не вредило ее завидному здоровью, тогда как Олег Иванович то и дело маялся желудком, печенью и общим расстройством пищеварения.
Уже сидя в набитом пассажирами вагоне метро, Закревская вспомнила об обещанном сюрпризе.
«Что у него за очередной бзик? — думала она, перебирая в уме варианты. — Не дай бог, опять монаха какого-нибудь блаженного притащил! Или бабку-ворожею…»
Однажды во время приступа «религиозного экстаза» Самойленко пригласил в офис братьев-отшельников из сомнительной староверческой общины. Они исчеркали стены подозрительными иероглифами и двое суток «изгоняли сатану», наводя на пациентов ужас своими черными хламидами, гнусавым пением и неистово горящими глазами. После вышеописанной процедуры в помещении долго пахло ладаном, свечами, паленой шерстью, а весь пол был укапан воском. Приходящая уборщица ругалась на чем свет стоит, соскабливая с линолеума липкие пятна.
— Станция «Белорусская», — произнес мелодичный голос, возвращая Ангелину Львовну из неприятных воспоминаний в будничное настоящее.
Поток людей устремился к выходу в город. У цветочного киоска сонный милиционер заигрывал с дородной продавщицей, которая выставляла товар. Из черноты туннелей тянуло сырыми затхлыми сквозняками.
Госпожа Закревская вышла из подземки и сразу попала в густую снежную круговерть. Огромные снежинки летели в лицо и на воротник, превращая прохожих в призрачных Сайта-Клаусов. Издалека, сквозь снежную пелену был виден свет в окнах кабинета Самойленко.
К счастью, на сей раз обошлось: никаких посторонних личностей в офисе не оказалось.
— Пришла все-таки пораньше! — восторженно закричал Олег, встречая ее и помогая раздеться. — Ухты, сколько снега. Подожди, я вытряхну…
Он вышел на порог и встряхнул Ангелинину дубленку.
— Вешай сюда, к печке.
В холле уютно гудела газовая печь, пахло свежезаваренным чаем. На стеклянном столике стояла открытая коробка конфет.
— По какому поводу угощение? — удивилась Закревская, бросая жадный взгляд на конфеты. Она обожала шоколад.
— Сейчас узнаешь, — торжественно заявил коллега, потирая свою бородку, что являлось у него признаком величайшего удовлетворения. — Закрой глаза.
— Ой, Олег, только без этого! — взмолилась Ангелина. — Давай, не томи, показывай.
— Ну, ладно, — смилостивился он. — Идем. Он взял ее под локоть, увлекая в свой кабинет.
Там, на середине письменного стола, красовался прозрачный шар размером с небольшой мяч.
— Что это?
Закревская протянула руку, но доктор Самойленко дернулся и закричал:
— Не трогай! Не прикасайся!
— Ты что, Олег? — возмутилась она. — Белены объелся? Пусти, рукав порвешь.
Тот смутился, поспешно отпуская рукав ее костюма.
— Извини…
— Взбесился совсем?
Вежливая и безукоризненно корректная с пациентами — в общении с хорошо знакомыми людьми Закревская не стеснялась в выражениях и вполне могла отпустить крепкое словцо. Самойленко знал эту ее черту и не обижался.
— Понимаешь… — начал оправдываться он. — Магическую вещь нельзя просто так трогать руками. Мне один клиент привез эту штуковину из Японии. Я его просил.
— Ты объяснишь наконец, что это?
Психотерапевт принял эффектную позу и заявил:
— Думаю, мы видим перед собой настоящий… совершенно подлинный гадальный шар. Их делали в Японии пять тысяч лет назад из естественных, то есть натуральных, природных кристаллов кварца. Представляешь?
— С трудом, — вздохнула Ангелина Львовна. Похоже, у Самойленко очередной бзик. — И зачем тебе этот шар? Ты же врач, а не бабка-вещунья! Насмотрелся по телику про экстрасенсов, и крыша поехала? Да?
— Какая ты, Ангелина, прозаическая женщина. Просто жуть берет. Ты… калькулятор, а не человек.
