— Ну да, — смущался Саворский. — Я вам не сторожевой пес Мухтар.
— Жалко…
Никаких следов, кроме человеческих, вокруг лагеря обнаружено не было. Впрочем, ничего другого Илья и не ожидал.
— Ладно, ребята, шутки шутками, но кто все-таки съел консервы?
Он обвел взглядом всех четверых. Никто не признался. За Сашу Аксельрода и Толю Потапенко Вересов мог поручиться головой. Новички тоже не производили впечатления бессовестных обжор и обманщиков.
— Хорошо, — после долгого молчания сказал Илья. — Будем считать инцидент исчерпанным.
Но сам он решил на досуге заняться разгадкой неприятного происшествия…
Обустроили новый лагерь, приготовили ужин. Горячая каша с мясом показалась райским лакомством. За едой травили обычные альпинистские байки.
— Анатолий, а правда, что вы поднимались на Пти-Дрю? — перекладывая кружку с дымящимся чаем из руки в руку, спросил Виталик.
— Пти-Дрю — в переводе с французского Маленькая Птичка, — это вершина во Французских Альпах, — пояснил Илья.
— Ага, — охотно подтвердил Потапенко. — Меня пригласил совершить восхождение на Пти-Дрю французский альпинист Жан Картье. Мы с ним вместе штурмовали Ушбу. Так что я еще и член английского клуба.
— Шутите! — застенчиво улыбнулся Саворский.
В свете костра его веснушки резко выделялись на круглом лице, особенно на носу и щеках.
— Вовсе нет! Он действительно член английского клуба ушбистов, — сказал Илья.
— Кого?
— Ушбистов! Кавказская Ушба — сложная для восхождения вершина, вот англичане и учредили специальный клуб тех, кто на нее поднимался.
— А-а… здорово! — с завистью глядя на Потапенко, протянул Гоша. — Тогда я тоже хочу подняться на Ушбу.
— Значит, поднимешься. У вас, ребята, все вершины еще впереди.
К ночи резко похолодало. Небо заволокло тяжелыми, полными снега тучами. Дул пронизывающий ветер. Но расходиться по палаткам не хотелось.
— Красивые горы Альпы? — не унимался Саворский. — Лучше наших?
— Лучше, хуже… я бы так вопрос не ставил, — улыбнулся Толик. — Любые горы красивы по-своему. А Пти-Дрю — вершина особенная, с головокружительными отвесами, гладкими гранитными стенами, на которых играет солнце. Подъем на нее — дело не простое, а уж спуск…
— Бывает, что спуск гораздо тяжелее подъема, — поддержал приятеля Вересов.
Он чувствовал: атмосфера в лагере напряженная из-за утреннего конфуза с консервными банками.
— С сегодняшнего дня я назначаю дежурного по лагерю, — объявил Илья, допивая чай. — Этой ночью дежурит Потапенко.
— А что я должен делать? Бродить между двух палаток? — удивился Толик.
Какие обязанности у дежурного днем, хорошо известно: охранять имущество; связываться, в случае необходимости, по рации с базовым лагерем; готовить еду и мыть посуду. А вот ночью…
— Просто будь настороже, — сказал Вересов. — Постарайся не уснуть и прислушиваться ко всему, что происходит. Вдруг нашему мишке понравилось угощение и он опять захочет подкрепиться? Если заметишь что-то подозрительное, разбуди меня.
— Не говори ерунду, Илья. Какой мишка? Мы, кажется, об этом уже говорили.
— Значит, не мишка, — спокойно согласился Вересов.
— А кто?
— Любой другой, кому вздумается наведаться к нам в лагерь. Можешь взять мое ружье.
У новеньких так округлились глаза, что Вересов не выдержал и рассмеялся.
— Ты думаешь, здесь был чужой? — спросил Потапенко.
Предложение Ильи настолько поразило его, что он встал и начал расхаживать вокруг костра.
— Не знаю, — развел руками тот. — Но полностью исключить такой вариант не могу. Кто-то же съел консервы? Или выбросил содержимое.
— Ты еще скажи, что это голуб-яван! — пошутил Аксельрод.
Поскольку Илья оставил его шутку без внимания, Саня переключился на Потапенко:
— Везет же тебе, Толик! Если сфотографируешь голуб-явана, станешь знаменитостью. Может, даже международную премию получишь.
— Иди ты, — отмахнулся тот.
— Да ты не тушуйся. Я тебе свой фотоаппарат дам, — не унимался Саня. — Представляешь? Во всех газетах твой портрет и заголовки крупным шрифтом: «Он встретился с голуб-яваном!»
— Тьфу на тебя! — плюнул с досады Потапенко. — Сам фотографируй своего явана!
Новенькие только переглядывались. Они не понимали, о чем идет речь.
— Что это за голуб-яван такой? — спросил Гоша.
— Вот чудак! — захохотал Аксельрод. — Ты что, про голуб-явана не слышал?
— Не-е-ет…
— А еще альпинист называется. Ты не где-нибудь, а на Памире, парень! Голуб-яван — это «снежный человек». Усек?
— Усек…
— Ну вот. Именно о нем мы и говорим.
У Саворского чуть глаза не выскочили из орбит.
— Здесь водится «снежный человек»? — вне себя от волнения, спросил он. — Тот самый… про которого…
— Конечно, тот самый! Только никто его не видел. Зато всякие загадочные происшествия случаются. Вот, например, как с нашими банками.
— Кончай хохмить, Саня, — рассердился Потапенко. — Чем, по-твоему, этот «снежный человек» открыл банки? Думаешь, у него есть консервный нож?
Но Аксельрода не так-то просто было сбить с толку.
— Как это чем? — удивился он такой непонятливости. — Когтями! Знаешь, какие у него когти? Как бритва. Кино про Фредди Крюгера смотрел?
— Ну?
— Вот примерно такие когти у «снежного человека». Только не железные, а это… костяные. Но крепкие. Если схватит, не вырвешься! Теперь понимаешь, почему тебе Вересов ружье предлагает?
— Хватит! — взревел Потапенко, угрожающе надвигаясь на Саню. — Что ты несешь?
— А че, ребята? — вмешался Кострома, разряжая обстановку. — Вдруг это правда «снежный человек»? И мы его сфотографируем? Это же мировая сенсация!
— Где же в таком случае следы? — внес в спор свою лепту Гоша. — «Снежный человек» оставляет после себя огромные следы. Я читал. Их ни с чем не спутаешь. И затоптать мы их не могли.
— Вот! — поднял вверх палец Вересов. — Где следы?
— Ну… — не сдавался Аксельрод. — Голуб-яван — существо таинственное, практически неизученное, мало ли…
— Нужно не выдумывать басни, — возмутился Илья, — а смотреть на вещи реально. Раз следов нет, значит…
— …консервы сожрал кто-то из своих! — злорадно заключил Потапенко. — А теперь пытается все свалить на «снежного человека»!
Над лагерем раздался такой дружный хохот, что с горы полетели вниз мелкие камешки…
