Марат, надев темные очки, вышел во двор. Солнце уже светило вовсю. Ветер трепал вековой орех, протянувший свои ветки над крышей дома, гнул кусты у забора. По яркому небу быстро бежали облака.
— Идемте, Алексей Юрьевич, — сказал Илья, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. — Погода портится.
— Разве? — Марат поднял голову. Яркое весеннее утро не предвещало ничего дурного.
Вересов показал на вершины гор, тонущие в тумане.
— Видите, как облака гонит? Ветер северный. Скоро похолодает. Если мы поднимемся выше, то и снег пойти может.
Он скептически покосился на кроссовки Марата.
— В такой обуви вам будет неудобно. Я еще вчера хотел сказать. Забыл. Надо было в лагере подыскать для вас что-то подходящее.
— Ладно, — вздохнул Марат. — Обойдусь как-нибудь.
Трое альпинистов — Аксельрод, Потапенко и Саворский, — стояли чуть поодаль, ждали. Вересов махнул им рукой.
— Выходим!
Так они и шли по окраине кишлака: ребята впереди, Вересов с Маратом сзади, немного отставая.
— Вы думаете, эта женщина, Лариса, жива? — спросил Вересов.
Господин «Багров» неопределенно развел руками.
— Надеюсь…
— А я нет, — покачал головой Илья. — Предчувствие… Мне много раз приходилось искать пропавших, заблудившихся. Чутье выработалось.
— Лучше бы на этот раз оно вас подвело, — серьезно сказал Марат.
— Ага…
Вересов согласился, но без энтузиазма.
— Все равно искать надо!
— Это конечно…
Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем. На душе у Вересова стало гораздо спокойнее с тех пор, как он отдал самородок приезжему из Москвы. Пусть теперь у этого Алексея Юрьевича голова болит. А с него хватит.
— Послушайте, Илья, — вторгся в его размышления москвич. — Вы не допускаете, что здесь, в горах, прямо на поверхности можно найти самородное золото?
— Как геолог, я в этом сомневаюсь. Раньше ничего такого не было. Я, например, ни разу не находил. Другие тоже. Вы же были у нас в лагере, почему не поговорили с ребятами? Ручаюсь, что все бы сказали то же самое, что и я.
Марат промолчал. Когда Вересов рассказал ему о золоте, у него возникло странное чувство причастности к чему-то важному, о чем никто, кроме него, не должен узнать. Сначала Марков, потом Мельникова… оба нашли самородки. И обоих нет. Марков-то жив, просто находится далековато, а вот Лариса… Неужели она поплатилась за свою тайну жизнью?
Теперь Марат почти не сомневался, что взрыв в туннеле и золото каким-то образом связаны. Он сразу принял решение помалкивать. Пусть Батыркулов и его комиссия разбираются, как все произошло. О золоте господин «Багров» никому ничего не скажет. Докопаются сами — тогда, как говорится, бог в помощь. А пока…
Он не мог объяснить себе, почему решил молчать. Глубокое внутреннее убеждение в том, что он поступает правильно, возникло на пустом месте. Ничем не подкрепленное. Но Марат привык доверять себе.
— Вы говорили еще кому-нибудь о самородке? — спросил он Вересова.
— Только Сане.
— Кто это?
— Саня Аксельрод, мой друг, — Вересов показал на альпинистов, шагающих впереди. — Я в нем уверен, как в самом себе.
— Никто больше не должен ничего знать, — сказал Марат. — Вы меня поняли? Никто. Сейчас не время.
Вересов согласно кивнул.
— Я тоже так подумал. Ни в лагере, ни спецам я о золоте не говорил.
— Это может быть опасно для жизни, — на всякий случай предупредил Калитин.
— Я не боюсь, — вскинул на него глаза Вересов. — Просто думаю, что вы правы. Есть в этом что-то… не знаю, как сказать… жуть какая-то. Словно тебе в затылок дышат, а ты, сколько ни оглядывайся, не видишь кто. С нами здесь разные странности случались. Сначала банки с консервами кто-то раскурочил, потом во время камнепада мертвый альпинист сверху свалился… Позже хватились, нет его. Коллективный мираж, что ли? В горах всякое бывает. Я когда Маркова в медпункте проведывал, он признался, что консервы вскрыл и выбросил. А зачем? Сам не понял. Потом золото у него в рюкзаке обнаружилось…
— Мне кажется, исчезновение Ларисы Мельниковой тоже связано с золотом.
Илья даже приостановился, уставившись на приезжего.
— Вы серьезно? Или пугаете меня? Марат покачал головой.
— Вы, смотрю, не из пугливых. Я делюсь своими соображениями, только и всего.
— Спасибо… — усмехнулся Илья.
Непонятно было, доволен он оказанным доверием или нет.
— На здоровье, — с такой же усмешкой ответил Марат.
— Вам бы в общину наведаться не мешало. К Нангавану. Они здесь давно обитают, многое видели. Может, что и подскажут.
— Далеко это?
— Не близко. Голдина попросим, он проводит. Потом, когда женщину отыщем.
Кишлак давно исчез из виду. Ветер крепчал, идти становилось все труднее.
— Я же говорил, погода портится, — сказал Илья.
Они подошли к глубокому провалу. Внизу, между скальных стен белел снег.
— Другие расщелины еще дальше, — махнул рукой Потапенко. — Я местных расспросил. Надо здесь искать.
— Там никого не видно, — сказал Аксельрод, наклоняясь. — Черт! Выступ мешает. Ну что, будем лезть?
— Что подсказывает ваше чутье? — спросил Марат у Ильи.
Тот молчал, вглядываясь в глубину расщелины.
— Постойте-ка… — приезжий принялся внимательно исследовать прицепившиеся к скалам мелкие кустики. — Что это, по-вашему?
Он протянул Вересову тонкую синюю ниточку.
— Нитка, — сказал тот. — Кусты колючие, вот она и… Во что была одета ваша дама?
— В синие спортивные брюки, красный свитер и коричневую куртку.
— Значит, надо лезть, — вздохнул Аксельрод. Вересов подошел поближе к краю, снял очки и внимательно приглядывался, выбирая место для спуска.
— Ни черта не видно… Там несколько выступов, — он показал рукой вниз. — Она могла скатиться под один из них. Придется спускаться. Потапенко, дай-ка мне ледоруб на всякий случай.
— Я с тобой, — вызвался Аксельрод.
— Зачем? Если что, я вам крикну.
Вересов привязал к поясу приспособление для подъема тела пострадавшего, попросил ребят подстраховать и начал медленно спускаться.
— Неудобно как, — заметил Кострома, стоя у края провала и наблюдая за происходящим. — Выступов много. Странно, что она не задержалась ни на одном.
— Может, ее там и нет, — возразил Потапенко. — Шла мимо, зацепилась штаниной за куст… и все дела.
