Сейчас они ехали в машине на север по темному шоссе, в другую сторону от Гармиша, монастыря Этталь и Рейхсхоффена. Автомобиль ждал их на выходе с железнодорожного вокзала, а ключи были спрятаны под резиновым ковриком. Только теперь она поняла, куда они направлялись. Этого места она избегала последние три года.
— Я не дурак, Доротея, — наконец сказал Вернер. — Может, ты так думаешь, но ты не права.
Она решила не доставлять ему такого удовольствия, поэтому ответила:
— Не льсти себе, Вернер, я вообще о тебе не думаю.
Он проигнорировал ее сомнительную остроту и продолжал вести машину сквозь морозную тьму. Слава богу, не было снегопада. Путешествие по этой дороге вызывало воспоминания, а Доротея так хотела стереть их из памяти. Пять лет назад. Тогда машина Георга вылетела с шоссе, на котором не было защитного барьера. Авария произошла в тирольских Альпах. Там он катался на лыжах и позвонил ей прямо перед поездкой: сообщил ей, в какой гостинице остановился, какая погода и какой идет снег. Они разговаривали всего несколько минут, легко, коротко — обычный разговор матери и сына. Такого рода идиллические беседы случались все время.
Но тот раз был последним, когда Доротея слышала голос единственного сына.
Когда в следующий раз она увидела своего ребенка, он лежал в гробу, одетый в серый костюм, и был готов к погребению.
Участок Оберхаузеров располагался на кладбище позади древней баварской церкви, несколькими километрами западнее Рейхсхоффена. После похорон семья материально поддерживала часовню, построенную в память о Георге, и первые два года Доротея регулярно приезжала сюда и зажигала свечу.
Но последние три года она здесь не появлялась.
Впереди Доротея увидела церковь, ее цветные витражи едва светились. Вернер припарковал машину прямо перед ней.
— Почему мы сюда приехали? — спросила она.
— Поверь мне, если бы это не было так важно, нас бы здесь не было.
Вернер вышел из машины; она, не говоря ни слова, последовала за ним и покорно вошла в церковь. Внутри никого не было, но железная решетка в часовню Георга была открыта.
— Давно ты сюда не приезжала, — сказал Вернер.
— Это мое дело.
— Я приезжаю сюда довольно часто.
Эта информация не сильно удивила Доротею.
Она подошла к воротам. Мраморный аналой располагался перед маленьким алтарем. Вверху в камне было вырезано изображение святого Георга на серебряной лошади. Она редко молилась и задумалась, была ли она вообще когда-нибудь верующей. Ее отец был убежденным атеистом, а мать — католичкой, но сама она редко посещала службы и никогда не исповедовалась. Если бог и существовал, то Доротея Линдауэр не испытывала к нему ничего, кроме ненависти. Он отобрал у нее единственного человека, которого она беззаветно любила.
— С меня хватит на сегодня, Вернер. Чего ты хочешь? Это могила Георга. Он заслуживает нашего уважения. Это не место выяснения отношений.
— А ты уважаешь его, не уважая меня?
— Ты меня не интересуешь, Вернер. У тебя есть твоя жизнь, а у меня — моя.
— Все кончено, Доротея.
— Согласна. Наш брак кончился много лет тому назад.
— Это не то, что я имел в виду. Ты моя жена, а я твой муж.
Она рассмеялась:
— Это плохая шутка. Не будь таким мелодраматичным.
— Вообще-то я предельно серьезен.
— И что же случилось, что ты вдруг стал настоящим мужчиной?
Он отошел к стене.
— В какой-то момент живые должны оставлять мертвых в покое. У меня этот момент настал.
— Ты привез меня сюда, чтобы сказать это?
Их отношения начались при поддержке родителей. И хотя это была не свадьба по договоренности, но так или иначе все было спланировано заранее. К счастью, они понравились друг другу и первые годы были вполне счастливы. Рождение Георга доставило им обоим большую радость. Его детские и подростковые годы тоже были чудесными. Но его смерть все разрушила и выявила все противоречия между ними. Надо было справляться с болью, и все разочарование и боль супруги направили друг на друга.
— Я привез тебя сюда, потому что был вынужден это сделать, — сказал Вернер.
— У меня еще не наступил этот момент, искренне тебе сочувствую.
— Как неприятно, — сказал он, кажется не услышав ее. — Наш сын мог бы стать великим человеком.
Доротея с ним согласилась.
— У мальчика были мечты, амбиции, а мы могли выполнить любое его желание. В нем соединилось все лучшее от нас обоих. — Он повернулся и посмотрел ей в глаза. — Я иногда размышляю: что бы он подумал о нас сегодняшних?
Странно, но этот вопрос задел ее.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы ненавидим друг друга, даже если находимся на большом расстоянии, и это чувство не ослабевает.
И все же Доротея не понимала, зачем они приехали сюда.
— Возможно, Георг сейчас слушает нас и хочет знать твои мысли.
Ее возмутило это давление. Она не смогла сдержаться и выпалила:
— Мой сын одобрил бы все, что я делаю.
— Неужели? Одобрил бы он то, что ты сделала вчера? Ты убила двух человек.
— А как ты об этом узнал?
— Ульрих Хенн подчищал за тобой.
Доротея была сбита с толку и обеспокоена, но не собиралась обсуждать это здесь, в священном для нее месте. Она шагнула к воротам, но Вернер перегородил ей путь и предупредил:
— В этот раз ты не сможешь сбежать.
Волна беспокойства захлестнула ее. Доротея уже не смогла справиться с гневом. Она ненавидела Вернера. Он осквернил могилу Георга.
— Отойди немедленно, — процедила она сквозь зубы.
— Ты хоть понимаешь, что творишь?
— Иди к черту, Вернер.
Тот остался абсолютно спокоен и невозмутим. Выражение его лица ничего не выражало. Поэтому она полюбопытствовала:
— Ты хочешь, чтобы я проиграла Кристл?
Он смягчился.
— Я не знал, что это соревнование. Я думал, это скорее задание. Вот почему я здесь, чтобы помочь тебе.
Доротее необходимо было узнать, что ему известно и откуда, но она смогла заставить себя произнести только:
— Мертвый ребенок не делает брак. — Ее взгляд остановился на его лице. — Мне не нужна твоя помощь. Никогда больше.
— Ты ошибаешься.
— Я хочу уйти, — сказала Доротея. — Немедленно пропусти меня.
Ее муж оставался все таким же бесстрастным, и на мгновение она испугалась. Вернер всегда был подвержен эмоциям, за ними он спасался от всех жизненных невзгод. Он был хорош в начале схватки, но никогда не мог выдержать ее напряжения и становился мягким как воск. Поэтому, когда он все же отступил от двери, она не удивилась и прошла мимо него.
