Графиня Дю Барри дошла до гравюры, на которой была изображена дама, нарумянивавшая щеки и любовавшаяся своим отражением в зеркале, но тут Бальзамо толкнул дверь и подошел к ней со счастливой улыбкой, словно освещавшей его лицо изнутри.
– Прошу прощения, графиня, что заставил вас ждать, но я неверно рассчитал время, плохо зная ваших лошадей, И потому полагал, что вы только что выехали на площадь Людовика Пятнадцатого.
– Что вы говорите? – воскликнула графиня. – Значит, вам было известно, что я приеду к вам?
– Да, графиня: около двух часов назад я вас видел в Вашем будуаре, отделанном голубым атласом; вы отдавали Приказание заложить ваших лошадей.
– И вы говорите, что я была в своем будуаре, отделанном голубым атласом?
– Да, атлас расшит цветами. Вы лежали на софе. В ту минуту вас посетила счастливая мысль. Вы подумали:
«А не съездить ли мне к графу Фениксу?» И вы позвонили.
– Кто вошел на мой звонок?
– Ваша сестра, не так ли? Вы передали ей свое приказание, и оно тотчас было выполнено.
– Вы, граф, и в самом деле колдун! Вы заглядываете в мой будуар в любое время? Вам бы следовало предупредить меня, слышите?
– Будьте уверены, графиня: я заглядываю лишь в отворенные двери.
– И, глядя через растворенную дверь, вы увидали, что я думаю о вас?
– Ну конечно, и не просто думали, а имели добрые намерения.
– Да, вы правы, дорогой граф: я испытываю к вам самые теплые чувства; однако признайтесь, что вы заслуживаете большего: вы так добры ко мне, вы оказываете мне бесценные услуги. Мне кажется, что судьба выбрала вас моим наставником, иными словами, вы призваны сыграть самую трудную из известных мне ролей.
– Признаться, я счастлив, графиня, слышать это из ваших уст. Итак, чем могу быть вам полезен?
– Как? Неужели вы, прорицатель, не можете угадать?
– Позвольте мне по крайней мере проявить скромность.
– Будь по-вашему, дорогой граф. Но тогда давайте вначале поговорим, что мне удалось сделать для вас.
– Я не могу этого допустить, графиня. Давайте, напротив, поговорим о вас, умоляю вас об этой милости.
– Ну что же, дорогой граф, прежде всего, одолжите мне этот волшебный камень, который делает вас невидимым: мне показалось, что, несмотря на резвость моих лошадей, за моей каретой шпионил кто-то из людей герцога де Ришелье.
– И что же этот шпион, графиня?
– Он скакал за моим экипажем на коне.
– Что вы думаете об этом обстоятельстве, и с какой целью герцогу понадобилось за вами следить?
– Вероятно, он собирается сыграть со мной одну из своих злых шуток. Как бы вы ни были скромны, граф Феникс, поверьте, что Бог наделил вас качествами, достаточными для того, чтобы разжечь в сердце короля ревность.., из-за моих визитов к вам или ваших – ко мне.
– Графиня! Герцог де Ришелье ни в каком отношении не может быть для вас опасен, – возразил Бальзаме.
– Однако он был опасен, дорогой граф, до одного известного события.
Бальзамо понял, что речь шла о какой-то тайне, которую Лоренца еще не успела ему раскрыть. И потому он не отважился ступить на незнакомую почву: он лишь улыбнулся в ответ.
– Да, он был опасен, – повторила графиня, – и я едва не оказалась жертвой его козней. Да и вы там сыграли кое-какую роль.
– Я? В кознях против вас? Никогда, графиня!
– Разве не вы дали зелье герцогу де Ришелье?
– Какое зелье?
– Приворотное зелье, заставляющее влюбиться без памяти.
– Нет, графиня, такое зелье герцог умеет варить сам, потому что уже с давних времен владеет его рецептом. Я же дал ему обыкновенный наркотик.
– Правда?
– Клянусь честью!
– А когда герцог приходил к вам за этим наркотиком? Припомните, пожалуйста, день, граф: это очень важно.
– Это было в прошлую субботу, как раз накануне того дня, когда я имел честь передать вам с Фрицем записочку с просьбой приехать за мной к де Сартину.
– Накануне? – вскричала графиня. – Накануне того дня, когда король отправился к юной Таверне? Ну, теперь все для меня объяснилось!
– Раз все стало вам ясно, значит, вы видите, что за исключением наркотика я здесь ни при чем.
– Да, именно наркотик нас спас. Бальзамо опять умолк. Он ничего не знал.
– Я счастлив, графиня, – заговорил он после некоторого молчания, – если, сам того не ведая, мог быть вам хоть в чем-нибудь полезен.
– Вы всегда оказываетесь рядом вовремя! Но вы можете оказать мне еще большую услугу, чем это было до сих пор. Милый доктор! Я была очень больна, выражаясь языком политики, и еще сейчас едва ли верю в свое выздоровление.
– Графиня! – подхватил Бальзамо. – Доктор, если он есть, всегда справляется о симптомах болезни, которую ему предстоит лечить. Соблаговолите поведать мне до Мельчайших подробностей, что вам довелось испытать, и, есл?? возможно, не упустите ни единого симптома.
– Нет ничего легче, дорогой доктор, или дорогой колдун, как вам будет угодно. Накануне того дня, как был пущен в дело наркотик, его величество отказался сопровождать меня в Люсьенн. Под предлогом усталости подлый обманщик остался в Трианоне, чтобы поужинать, как я потом узнала, в компании герцога де Ришелье и барона де Таверне.
– Ага!
– Теперь вы тоже понимаете!.. Во время этого ужина зелье было подмешано королю. Он и так благоволил к мадмуазель де Таверне. Было также известно, что он не должен встретиться со мной. Значит, зелье должно было подействовать на благо этой девчонки.
– И что же?
– Подействовало!
– Что же произошло?
– Вот это-то как раз узнать, наверное, очень трудно. Есть люди, которые видели, как его величество направлялся к службам, другими словами – к апартаментам мадмуазель Андре.
– Я знаю, где она живет. Что же было дальше?
– Ах, черт побери, до чего вы скоры, граф! Ведь следить за крадущимся королем не безопасно!
– А все-таки?
– Я могу вам сказать лишь то, что его величество в страшную грозу ночью возвратился в Трианон бледный, трясущийся и в жару, близкий к беспамятству.
– И вы полагаете, что король был напуган не только грозой, – с улыбкой спросил Бальзаме.
– Нет, потому что лакей слышал, как он воскликнул несколько раз: «Мертва! Мертва! Мертва!»
– Да ну? – удивился Бальзамо.
– Это подействовал наркотик, – продолжала Дю Барри, – а король ничего так не боится, как покойников, а после мертвецов – самого вида смерти. Он увидел мадмуазель де Таверне, которая необычайно крепко спала, и решил, что она мертва.
