Филипп много рассказывал о своих обманутых надеждах, о забывчивости короля, о непостоянстве герцога де Ришелье, но как только часы пробили семь, он поспешно вышел, нимало не заботясь о том, что Андре могла догадаться о его намерениях.
Он решительно направился к покоям королевы и остановился на таком расстоянии, чтобы его не окликнула охрана, однако довольно близко для того, чтобы никто не мог пройти не замеченным Филиппом.
Не прошло и пяти минут, как Филипп увидел описанного сестрой старого доктора Луи, важно шагавшего по садовой дорожке.
День клонился к вечеру, но несмотря на то, что ему, по всей видимости, трудно было читать, почтенный доктор перелистывал на ходу недавно опубликованный в Кельне труд о причинах и последствиях паралича желудка. Мало-помалу темнота вокруг него становилась все более непроницаемой, и доктор уже не столько читал, сколько угадывал, как вдруг чья-то тень возникла перед ним и ученый муэй вовсе перестал различать буквы.
Он поднял голову, увидал перед собой незнакомого господина и спросил:
– Что вам угодно?
– Прошу прощения, сударь, – отвечал Филипп. – Я имею честь разговаривать с доктором Луи?
– Да, сударь, – проговорил доктор, захлопнув книгу.
– В таком случае, сударь, прошу вас на два слова, – молвил Филипп.
– Сударь! Прошу меня извинить, но мой долг призывает меня к ее высочеству. В этот час я обязан к ней явиться, и я не могу заставлять себя ждать.
– Сударь… – Филипп сделал умоляющий жест, пытаясь остановить доктора. – Лицо, которому я прошу вас оказать помощь, состоит на службе у ее высочества. Эта девушка очень плоха, тогда как ее высочество совершенно здорова.
– Скажите мне прежде всего, о ком вы говорите.
– Об одном лице, которому вы были представлены самой принцессой.
– Ага! Уж не о мадмуазель ли де Таверне идет речь?
– Совершенно верно, сударь.
– Ага! – обронил доктор, с живостью подняв голову, чтобы получше разглядеть молодого человека.
– Вы должны знать, что ей очень плохо.
– Да, у нее спазмы.
– Да, сударь, постоянные обмороки. Сегодня на протяжении нескольких часов она трижды падала без чувств мне на руки.
– Молодой особе стало хуже?
– Не знаю. Но вам должно быть понятно, доктор, что когда любишь человека…
– Вы любите мадмуазель де Таверне?
– Больше жизни, доктор!
Филипп произнес эти слова с такой восторженностью, что доктор Луи неверно понял их значение.
– Ага! – молвил он. – Так это, значит, вы?.. Доктор умолк в нерешительности.
– Что вы хотите этим сказать, сударь? – спросил Филипп.
– Значит, это вы…
– Что – я, сударь?
– Любовник, черт побери! – теряя терпение, воскликнул доктор.
Филипп отпрянул, приложив руку ко лбу и смертельно побледнев.
– Берегитесь, сударь! – воскликнул он. – Вы оскорбляете мою сестру!
– Вашу сестру? Так мадмуазель Андре де Таверне – ваша сестра?
– Да, сударь, и мне кажется, что я не сказал ничего такого, что могло бы вызвать недоразумение.
– Прошу прощения, сударь, однако вечерний час, таинственность, с которой вы ко мне обратились… Я подумал.., я предположил, что интерес, более нежный, чем просто братский…
– Сударь! Ни любовник, ни муж не смогут любить мою сестру сильнее, чем я.
– Ну и отлично! В таком случае, я понимаю, почему мое предположение вас задело, и приношу вам свои извинения.
Доктор двинулся дальше.
– Доктор! – продолжал настаивать Филипп. – Умоляю вас не покидать меня, не успокоив относительно состояния моей сестры!
– Кто же вам сказал, что она больна?
– Боже мой! Да я сам видел!..
– Вы явились свидетелем симптомов, свидетельствующих о недомогании…
– Серьезном недомогании, доктор!
– Ну, это как на чей взгляд…
– Послушайте, доктор, во всем этом есть нечто странное. Можно подумать, что вы не желаете или не осмеливаетесь дать мне ответ.
– Вы можете предположить, как я тороплюсь к ожидающей меня принцессе…
– Доктор, доктор! – проговорил Филипп, вытирая рукой пот со лба. – Вы приняли меня за любовника мадмуазель де Таверне?
– Да, но вы меня в этом разубедили.
– Вы, значит, полагаете, что у мадмуазель де Таверне есть любовник?
– Простите, но я не обязан давать вам отчет о своих соображениях.
– Доктор, сжальтесь надо мной! Доктор, у вас случайно вырвалось слово, оставшееся у меня в сердце, словно лезвие от кинжала без рукоятки! Доктор, не пытайтесь сбить меня с толку, не надо меня щадить. Что это за болезнь, о которой вы готовы поведать любовнику, но хотите скрыть от брата? Доктор! Умоляю вас! Ответьте мне!
– А я прошу вас освободить меня от необходимости вам отвечать: судя по тому, как вы меня расспрашиваете, я вижу, что вы собой не владеете.
– О Господи! Неужели вы не понимаете, что вы каждым своим словом толкаете меня в пропасть, в которую я не могу без содрогания заглянуть?
– Сударь!
– Доктор! – порывисто воскликнул Филипп.
– Можно подумать, что вы должны открыть мне столь страшную тайну, что мне, прежде чем ее выслушать, понадобится призвать на помощь все свое хладнокровие и мужество!
– Да я не знаю, в какого рода предположениях вы теряетесь, господин де Таверне; я ничего такого вам не говорил – Однако вы поступаете в сто раз хуже, ничего мне не говоря… Вы заставляете меня предполагать такие вещи.
–Это жестоко, доктор! Ведь вы видите, как на ваших глазах я терзаю свое сердце, вы слышите, как я прошу, как я вас умоляю… Говорите же, говорите! Клянусь вам, что я выслушаю спокойно… Эта болезнь это бесчестье, возможно… О Боже! Вы не останавливаете меня, доктор? Доктор!
– Господин де Таверне! Я ничего такого не говорил ни ее высочеству, ни вашему отцу, ни вам Не требуйте от меня большего – Да, да.. Но вы же видите, как я истолковываю ваше молчание; вы видите, что я, следуя за вашей мыслью оказался на опасном пути; остановите же меня, по крайней мере, если я заблудился.
– Прощайте, сударь, – проникновенным голосом молвил доктор.
– Вы не можете оставить меня вот так, не сказав ни «да», ни «нет». Одно слово, одно-единственное – вот все, о чем я вас прошу!
Доктор остановился.
– Сударь! – проговорил он. – В свое время это привело к роковому недоразумению, которое вас так задело…
– Не будем больше об этом говорить.
