Рассеянно комкая в руках шляпу, Жан шел вслед за сестрой. Он не участвовал в спектакле, так как дофин забыл его пригласить. Однако он вместе с лакеями зашел в переднюю и оттуда в задумчивости, словно Ипполит, наблюдал за происходившим, не обращая внимания на то, что жабо выбилось из-под серебристого сюртука в розовый цветочек, и не замечая, что его манжеты обтрепались, и это прекрасно сочеталось с грустным выражением его лица.
Жан видел, как побледнела от испуга его сестра, из чего он заключил, что опасность велика. Жан был силен только в рукопашной, зато ничего не понимал в дипломатии, потому что не умел воевать с призраками.
Из своего окна король наблюдал за мрачной процессией, спрятавшись за занавеской. Он видел, как все трое исчезли в карете графини. Когда дверь захлопнулась и лакей поднялся на запятки, кучер взмахнул вожжами и лошади рванули с места в галоп.
– Ого! – воскликнул король. – Она даже не пытается со мной увидеться и поговорить? Графиня разгневана! И он повторил громче:
– Да, графиня разгневана!
Ришелье, только что проскользнувший в комнату без доклада, так как король его ждал, услышал эти слова.
– Разгневана, сир? – переспросил он. – А чем? Тем, что вашему величеству стало весело? Это дурно со стороны графини.
– Герцог! Мне совсем не весело, – возразил король. – Напротив, я устал и хочу отдохнуть. Музыка меня раздражает, а мне пришлось бы, послушайся я графиню, ехать ужинать в Люсьенн, есть и, особенно, пить. А у графини крепкие вина; не знаю уж, из какого винограда их делают, но я после них чувствую себя разбитым. Честное слово, я предпочитаю понежиться здесь.
– И вы, ваше величество, тысячу раз правы, – согласился герцог.
– Кстати, и графиня развлечется! Неужели я такой уж приятный собеседник? Хоть она так и говорит, я ей не верю.
– А вот сейчас вы, ваше величество, неправы, – возразил маршал.
– Нет, герцог, нет, это в самом деле так: мне остались считанные дни, и я думаю что говорю.
– Сир, графиня понимает, что ей в любом случае не удастся найти лучшее общество, – вот что приводит ее в бешенство.
– Признаться, герцог, я не знаю, как вам удается так устроиться, что вокруг вас всегда женщины, будто вам двадцать лет. Ведь именно в этом возрасте выбирает мужчина. А в мои годы, герцог…
– Что, сир?
– В мои годы можно надеяться не на любовь, а на женскую расчетливость. Маршал рассмеялся.
– В таком случае, сир, – проговорил он, – это только лишний довод, и если ваше величество полагает, что графиня развлекается, у нас нет поводов для беспокойства.
– Я не говорю, что она развлекается, герцог. Я говорю, что она в конце концов начнет искать развлечений.
– Позволю заметить вашему величеству, что такого еще никто никогда не видывал.
Король поднялся в сильном волнении.
– Кто здесь еще находится? – спросил он.
– Вся ваша прислуга, сир. Король на мгновение задумался.
– А из ваших-то есть кто-нибудь?
– Со мной Рафте.
– Прекрасно!
– Что ему надлежит сделать, сир?
– Герцог! Пусть он узнает, действительно ли графиня Дю Барри поехала в Люсьенн.
– Да ведь графиня уехала, если не ошибаюсь.
– Так это, во всяком случае, выглядело.
– Куда же она могла отправиться, как вы полагаете, ваше величество?
– Кто знает? Она может потерять голову от ревности, герцог.
– Сир! Скорее уж вам следовало бы…
– Что?
– Ревновать…
– Герцог!
– Да, вы правы: это было бы унизительно для всех нас, сир.
– Чтобы я ревновал! – воскликнул Людовик XV, натянуто улыбнувшись. – Неужели вы говорите серьезно, герцог?
Ришелье и в самом деле не верил в то, что говорил. Надобно признать, что он был весьма недалек от истины, когда думал, напротив, что король желал знать, поехала ли графиня Дю Барри в Люсьенн, только для того, чтобы быть совершенно уверенным, что она не вернется в Трианон.
– Итак, сир, решено, – произнес он вслух, – я посылаю Рафте на поиски?
– Да, пошлите, герцог.
– А чем угодно заняться вашему величеству перед ужином?
– Ничем. Мы будем ужинать сейчас же. Вы предупредили известное лицо?
– Да, оно в приемной у вашего величества.
– Что это лицо ответило?
– Просил благодарить.
– А дочь?
– С ней еще не говорили.
– Герцог! Графиня Дю Барри ревнива и может возвратиться.
– Ах, сир, это было бы дурным тоном! Я полагаю, что графиня не способна на такую дерзость.
– Герцог! В такую минуту она способна на все, в особенности, когда злоба подогревается ревностью. Она вас ненавидит, – не знаю, известно ли вам это.
Ришелье поклонился.
– Я знаю, что она удостаивает меня этой чести, сир.
– Она ненавидит также господина де Таверне.
– Если вашему величеству угодно было бы перечислить всех, я уверен, что найдется третье лицо, которое она ненавидит еще сильнее, чем меня и барона.
– Кого же?
– Мадмуазель Андре.
– Ну, по-моему, это вполне естественно, – заметил король.
– В таком случае…
– Однако не мешало бы, герцог, проследить за тем, чтобы графиня Дю Барри не наделала шуму нынешней ночью.
– Да, это нелишне.
– А вот и метрдотель! Тише! Отдайте приказания Рафте и идите вслед за мной в столовую – сами знаете, с кем.
Людовик XV поднялся и пошел в столовую, а Ришелье вышел в другую дверь.
Пять минут спустя он с бароном догнал короля.
Король ласково поздоровался с Таверне.
Барон был умным человеком – он ответил так, как умеют отвечать иные господа, которых короли и принцы признают ровней и, в то же время, с которыми они могут не церемониться.
Все трое сели за стол и начали ужинать.
Людовик XV был плохой король, но приятный собеседник. Его общество, когда он этого хотел, было притягательно для любителей выпить, а также для говорунов и сладострастников.
И потом, король посвятил много времени изучению приятных сторон жизни.
Он ел с аппетитом и следил за тем, чтобы бокалы сотрапезников не пустовали. Он завел речь о музыке.
Ришелье подхватил мяч на лету.
– Сир! – проговорил он. – Если музыка способна привести к согласию мужчин, как говорит учитель танцев и как полагает, кажется, ваше величество, то можно ли это же сказать и о женщинах?
