– Клянусь вам, ваша светлость…
– Он, кажется, гвардеец, а зовут его… Хочешь, малышка, я тебе скажу, как зовут любовника мадмуазель Николь Леге?
У Николь оставалась единственная надежда, что маршал не знает имя этого счастливейшего из смертных.
– Ну что же, господин маршал, договаривайте, раз уж начали.
– Его зовут господин де Босир, и, по правде говоря, он оправдывает свое имя.
Николь прижала руки к груди, попытавшись сделать вид, что она пристыжена, но это не произвело на маршала никакого впечатления.
– Кажется, мы назначаем в Трианоне свидания, – продолжал он. – Дьявольщина!
В королевской резиденции – это не шутки! Да за такие проделки недолго и места лишиться, прелестное дитя, а господин де Сартин отправляет всех уволенных из королевских замков девушек прямо в Сальпетриер.
Николь почувствовала некоторое беспокойство.
– Ваша светлость! – заговорила она. – Клянусь, что если господин де Босир и похваляется тем, что он – мой любовник, то он просто фат и мерзавец, потому что на самом деле я ни в чем не виновата.
– Я не отрицаю того, что он фат и мерзавец, – отвечал Ришелье, – но ведь ты назначала свидания? Да или нет?
– Ваша светлость! Свидание – еще не улика.
– Назначала ты свидания или не назначала? Отвечай!
– Ваша светлость…
– Назначала… Прекрасно! Я тебя не осуждаю, милое дитя. Я люблю юных прелестниц, которые не прячут своей красоты, я и сам в молодости умел ценить красоту. Однако, будучи твоим другом и покровителем, я хочу тебя предупредить.
– Так меня видели?.. – спросила Николь.
– Очевидно, да, раз я об этом знаю.
– Ваша светлость, никто меня не видел, – решительно заявила Николь, – потому что это просто невозможно.
– Я ничего не знаю наверное, но такие слухи ходят, и это бросает тень на твою хозяйку. А ты понимаешь, что я более близкий друг семейству Таверне, нежели семье Леге, и мой долг – шепнуть барону два слова о том, что происходит.
– Ах, ваша светлость! – вскричала Николь, напуганная разговором, принимавшим такой оборот. – Вы меня погубите. Ведь даже если я и невиновна, меня прогонят по одному подозрению!
– Что же делать, деточка? Значит, тебя прогонят. Уж не знаю, какой злодей мог найти в этих свиданиях что-то дурное, но, как бы невинны они ни были, о них уже доложили герцогине де Ноай.
– Герцогине де Ноай! Боже милостивый!
– Да, ты сама видишь, что дело не терпит отлагательств.
Николь в отчаянии всплеснула руками.
– Это неприятно, я понимаю, – продолжал Ришелье. – Что же ты собираешься делать?
– А вы? Ведь вы только что называли себя моим покровителем, и вы это доказали… Неужели вы не можете меня защитить? – спросила Николь с лукавством, присущим скорее опытной женщине.
– Конечно, могу, черт побери.
– И что же, ваша светлость?..
– Могу, но не хочу!
– Как, господин герцог?
– Да, ты милая девушка, я знаю, и твои прелестные глазки многое мне говорят, но я уже почти совсем ослеп, бедняжка Николь, и не понимаю языка прелестных глаз. Когда-то я мог бы предложить тебе приют в особняке Гановер, а сегодня к чему мне это? Нам не о чем было бы даже поболтать.
– Однако вы уже возили меня в свой особняк, – поморщившись заметила Николь.
– Как нелюбезно с твоей стороны, Николь, упрекать меня в том, что я возил тебя в свой особняк! Ведь я это сделал для того, чтобы оказать тебе услугу. Признайся, что без волшебной воды господина Рафте, превратившей тебя в прелестную брюнетку, ты не попала бы в Трианон, В конце концов, стоило ли это затевать только ради того, чтобы тебя прогнали, но, с другой стороны, ты сама виновата: за каким чертом назначаешь свидания господину де Босиру, да еще прямо у входа в конюшни?
– Вы даже это знаете? – спросила Николь, решив изменить тактику и всецело положиться на благородство маршала.
– Черт побери! Ты же сама видишь, что мне известно, и не только мне, но и герцогине де Ноай. Да у тебя же свидание назначено на сегодняшний вечер…
– Это правда, ваша светлость Но даю рам слово, что я не пойду – Разумеется, я же тебя предупредил, зато господин де Босир придет: ведь его никто не предупреждал, и его схватят Естественно, он не захочет, чтобы его повесили, как вора, или наказали палками, как шпиона, он предпочтет сказать правду, тем более, что в этом не так уж неприятно признаться: «Отпустите меня, я – любовник малышки Николь».
– Ваша светлость, я дам ему знать.
– Дать ему знать ты не сможешь, бедняжечка: через кого, хотел бы я знать, ты его предупредишь? Может, через того, кто тебя выдал?
– Да, да, вы правы, – отвечала Николь, разыгрывая отчаяние.
– Раскаяние тебе к лицу! – воскликнул Ришелье. Николь спрятала лицо в ладонях, но так, чтобы сквозь пальцы можно было хорошо видеть и не упустить ни одного движения, ни единого взгляда Ришелье.
– Ты в самом деле восхитительна, – проговорил герцог, от которого не скрылась ни одна из ее женских хитростей. – Ах, если бы мне сбросить лет пятьдесят! Ну хорошо, черт меня подери! Николь, я хочу тебе помочь!
– Ах, ваша светлость, если вы исполните свое обещание моя признательность…
– Не нужно мне ничего, Николь. Я готов оказать тебе услугу просто так – Это очень мило с вашей стороны, ваша светлость, я вам так благодарна – Подожди благодарить. Ты же еще ничего не знаешь.
Сначала выслушай меня.
– Я на все согласна, ваша светлость, лишь бы мадмуазель Андре меня не прогнала.
– Так ты, значит, очень хочешь остаться в Трианоне?
– Больше всего на свете, ваша светлость.
– Вот что, милая девочка; выброси это из головы.
– Но ведь никто меня не видел, ваша светлость?
– Видел или нет, тебе все равно придется отсюда убираться.
– Почему?
– Сейчас я все тебе объясню: если тебя видела герцогиня де Ноай, надеяться тебе не на что: даже король тебя не спасет.
– Ах, если бы я могла увидеться с королем!..
– Только этого не хватало, детка! И потом, я сам позабочусь о том, чтобы тебя здесь не было.
– Вы?
– И притом немедленно!
– Откровенно говоря, господин маршал, я ничего не понимаю.
– Как я сказал, так и будет.
– Так вот оно, ваше покровительство?
– Если мое покровительство тебе не нравится, еще есть время, скажи только одно слово, Николь…
– Что вы, ваша светлость, напротив, оно мне просто необходимо.
