Света открыла дверь ванной и замерла, пораженная открывшимся видом.
Здесь только что закончилась страшная битва. Кот отчаянно сражался с рулоном туалетной бумаги и после долгой кровопролитной борьбы одержал победу. Сотни обрывков усеяли пол, подобно снегу. Сам Тихон, обвитый длинной белой лентой – ни дать ни взять награжденный генерал – сидел на краю умывальника и торжествующе озирал окрестности. Из пасти его свисал одинокий растерзанный кусочек. Похоже, последний метр соперника был показательно съеден в назидание другим рулонам.
– Ах ты подлец!
Тапочка прилетела в лоб победителю как раз тогда, когда он упивался триумфом.
Тихон вздрогнул и свалился в раковину. Сверху на него упала электрическая зубная щетка и задергалась в эпилептическом припадке, ища, что бы почистить. Ошалевший кот пулей выскочил наружу и помчался прочь, на ходу сбрасывая генеральскую ленту.
Света застонала. Выключила щетку и принялась собирать обрывки, мысленно проклиная тот день, когда решила сфотографировать лужу.
Кот оказался сущим стихийным бедствием. Он приходил к Свете в четыре утра, требуя хлеба и зрелищ. Он кусал ее за пятку, которой она пыталась спихнуть его с кровати, и использовал ее голову в качестве батута. Он раздваивался и растраивался, он мистическим образом делился на дюжину маленьких тихонов, от которых не было спасения. Он мяукал из каждого угла, прятался за каждой дверью.
Решив оставить у себя найденыша, Света и не догадывалась, что подписывает договор с чертом: она, Светлана Морозова, берет на содержание сотню бесенят в образе одного-единственного маленького полосатого котенка, а взамен получает прерванный сон, испорченные вещи, шерсть в тарелке с супом… Что еще? Ах да, наполнитель из кошачьего лотка в своей постели.
Кот обладал любопытством сороки и ее же неразборчивостью. Его интересовало все. Что в пакетах, которые Света приносит из магазина? Каковы на вкус шнурки от ботинок? Кто живет в унитазе, и можно ли его поймать?
В результате Света подбирала лохмотья разорванного пакета, меняла шнурки, вылавливала кота из унитаза. Тот обсыхал, встряхивался и снова отправлялся исследовать мир.
Ночью у Тихона наступало время охоты.
Прочитав в книге, что кошки – бесшумные животные, Света долго смеялась. А потом боролась с желанием отвезти Тихона к автору и оставить на пару ночей. Чтобы после с полным правом потребовать официальных извинений и компенсации за введение в заблуждение.
Днем котенка с натяжкой еще можно было назвать бесшумным. Он бесшумно делал какую-нибудь пакость и так же тихо смывался.
Но стоило опуститься сумеркам, как Тихон преображался. Он словно задавался целью извлечь максимум громкости из всего, что могло издавать звуки. Он шуршал, грохотал, пыхтел – даже скрипел! По ночам Свете снились привидения в оковах и лошади, табунами мчащиеся по ее новому паркету. Носороги в доспехах устраивали турниры в ее гостиной и громко чествовали победителя. Света просыпалась в ужасе и обнаруживала котенка, таращившегося откуда-нибудь из угла с самым невинным видом.
А ближе к семи утра он забирался хозяйке в волосы, вил из них гнездо и засыпал.
Проснувшись по будильнику, Света попыталась оторвать голову от подушки. Как всегда, с первого раза у нее ничего не вышло. Тихон не собирался сдавать теплое место без боя.
Наконец она освободилась. Котенок тотчас раскинулся на подушке, по-человечески закинув две тощие конечности за голову. Она поворошила теплый пух на его животе.
– Зачем вазу разбил, поганец? Разрушитель уюта!
Кот дремал.
– Ты весь день можешь отсыпаться, а у меня сегодня съемка. Слышишь, чудовище?
Чудовище слабо дрыгнуло задней лапой.
– Важная съемка! И очень трудная. Мне дали всего полтора часа на работу. Представляешь, как мало?
Кот приоткрыл один глаз.
– Я ни разу там не была. Мне нужно осмотреться, понять, что со светом… Минимум три часа, минимум!
Света вскочила, разволновавшись. Кот оказался идеальным собеседником: он слушал и не перебивал.
– А отказываться нельзя. Это очень серьезный проект! Повезло, что меня взяли. Знаешь, сколько фотографов готовы были сорваться с места по их первому зову? Снимать хоть самого черта!
Света замолчала. А секунду спустя поймала себя на том, что прикидывает, насколько выразительно можно снять властителя ада в домашнем интерьере: на заднем плане котлы, курчавые головы грешников, блики огня на стенах…
«Вот это и есть профдеформация».
Она подошла к окну и распахнула створку.
Город только пробуждался. Даже машины сигналили хрипловато, будто не проснулись до конца.
В песочнице сидела ранняя мама с малышом в панамке. Панамка была синего цвета, выцветшая на макушке.
И небо над Светиной головой было как панамка, надетая на макушку города. По краям – ярко-синее, а в середине светлое, нежное, голубое.
Одно-единственное толстое, как слон, облако висело над соседним домом. Ветер пихал облако в бок, точно уговаривал: ну давай же! полетели! Наконец облако встряхнулось и лениво поплыло к Останкинской телебашне, оставляя за собой пушистые клочки, зацепившиеся за антенны.
И в этой мирной утренней картине ничто не предупреждало о поджидающих впереди неприятностях.
За утренней чашкой кофе Света изучала материалы, которые передали ей из редакции. Хотя про Анну Васильевну Стрельникову она слышала и раньше.
Актриса, сорок пять лет, прима театра «Хронограф». Спектр характеристик не слишком широк: от заезженного «стерва» до осторожного «дама с характером». Властна, авторитарна, бывает очень резка, о чем Свету предупредили заранее.
«Если начнет скандалить и кричать, не обращайте внимания. Спокойно продолжайте делать свою работу».
«Для этого нужно иметь крепкую психику, – подумала Света. – Как у матерого учителя начальных классов. А у меня она не такая. У меня психика нежная, как фиалка на залитом солнцем поле. Я человек тонкой душевной организации и не хочу, чтобы на меня кричали».
Но всего этого Света не сказала. Лишь кивнула и заметила, что постарается не сердить Анну Васильевну.
«И ни в коем случае не опаздывайте! Она не переносит задержек, даже минутных. Откажется от съемки и сорвет нам всю сессию».
«Я приеду пораньше», – заверила Света.
«И учтите, что у вас только сорок минут».
Что?!
Тут Света вышла из себя. Из себя она обычно выходила тихо, не хлопая дверью. Посторонний человек мог даже не догадаться о том, что Светланы Морозовой тут уже нет.
Но на этот раз трансформация была очевидна всем. Света могла безмолвно снести многое. Кроме покушения на рабочий процесс.
– Я не в состоянии отснять такую сессию за сорок минут, – неожиданно жестко сказала она. – Это не работа, а халтура.
