Он лениво опустился на скамейку:
– Валяйте.
Замдиректора сжала кулаки, но сдержалась и доброжелательно спросила:
– Иванов и Давыдов не нашлись? Что о них слышно?
Мужчина равнодушно пожал плечами:
– Я так понимаю, в случае каких-либо изменений меня бы поставили в известность.
Она пристально посмотрела ему в глаза:
– Однако в столовой на них продолжают накрывать.
– Впервые слышу. Зачем это делать?
Казалось, его удивление искреннее. Женщина махнула рукой:
– Значит, все в порядке.
Он поднялся, тряхнув объемным животом:
– Значит, да. Я могу идти?
– Идите.
Прохоренко тоже собиралась в столовую, однако пропустила Щеглова на несколько шагов вперед, не желая идти с ним вместе, чему он чрезвычайно обрадовался.
– Желаю приятно провести вечер.
– Спасибо.
Виталина решила поговорить с заведующей производством Ириной Петровной Бородиной. Эта женщина была ей еще более неприятна, чем придурковатый Щеглов. Прохоренко, по натуре честная и скрупулезная, не могла понять, как вообще Бородину взяли в такую солидную фирму. В годы советской власти она дважды попадалась на воровстве, имела судимость, получила условный срок. Однако все эти недоразумения (именно так называла Бородина судимости) случились в прежние времена. Смена строя принесла ей только радость. Владельцы кооперативных кафе просто распахивали объятия, желая пригреть такую женщину, но почему-то Ирина Петровна нигде долго не задерживалась. На сей факт ее биографии, отраженный в трудовой книжке, обратила внимание начальник отдела кадров Нина Филипповна Воронова, хорошо относившаяся к Виталине Витальевне. Прохоренко пожала плечами:
– Должно быть, хорошо готовит.
Воронова рассмеялась:
– Возможно, не хуже любой женщины. Но чтобы лучше – это я сомневаюсь. Погляди на ее документы об образовании.
В файле сиротливо белела ксерокопия, свидетельствующая о том, что Ирина Петровна Бородина окончила семь классов – и ничегошеньки больше.
– Заведующая производством должна иметь торгово-кулинарное за плечами, – пояснила Нина Филипповна.
Заместитель директора улыбнулась:
– Значит, начальство устраивает ее стряпня.
Воронова многозначительно взглянула на собеседницу:
– Ой ли! Знаешь, что произошло в прошлом году?
Прохоренко присела на предложенный стул, собираясь слушать.
– В фирме она со дня ее основания, – пояснила начальник отдела кадров. – И сразу крепко сдружилась с хозяином. Это кажется странным. Ну сама посуди: что у Максима Петровича может быть общего с этой мымрой?
Виталина удивленно подняла брови:
– Действительно.
– Тем не менее Терлецкий приезжает и запирается с этой дамой в номере, – женщина хихикнула. – Однако не думай плохого, она ему не любовница. Я же сказала: они просто дружат.
– И какой характер носит эта дружба?
Нина Филипповна прищурилась:
– Ты такое слово, как стукачество, слышала?
Прохоренко кивнула.
– Это один из аспектов их многогранного общения, – ехидно заметила подруга. – Есть и второй. Ты когда-нибудь ела в ее столовой?
Виталина покачала головой:
– Не приходилось.
– Еще успеешь, – хихикнула приятельница. – Сразу предупреждаю: вези с собой чемодан продуктов или много денег, ибо ты всегда будешь чувствовать неутоленный голод от мизерных порций, а порой от них и вовсе откажешься, так как увидишь: тебе предлагают явные объедки. Если не объедки, то есть предложенное все равно не сможешь: либо подгорело, либо недосолили, либо переперчили, в общем, подключи фантазию, как можно испоганить еду.
Заместитель директора ахнула:
– Да ты что?
– И это не все, – продолжала Нина Филипповна. – Ты просто утонешь в жалобах вожатых и персонала, которые будут просить тебя разобраться, почему в столовой творятся такие безобразия, как-то: почему кормят объедками, почему пищу невозможно есть, почему порции рассчитаны на грудного ребенка и почему, наконец, стоит опоздать на пять минут, тарелки исчезают со столов, а наша дама отвечает, что ничего не знает и, по ее сведениям, все поели.
Подруга развела руками:
– Ну и дела!
– Представь себе. За глаза ее называют вторым начальником.
Прохоренко наморщила лоб:
– Никак не пойму причину симпатии к ней шефа. Из-за такой дамы у него могут быть неприятности.
– Сомневаюсь, что он об этом думает, когда выписывает ей премии.
– Так она еще и поощрения получает?
Приятельница кивнула:
– Да, за экономию. Представь, сколько денег она сохраняет ему при такой кормежке.
Виталина криво улыбнулась:
– Представляю.
– Вот и делай выводы, когда туда приедешь.
Замдиректора и не представляла, как скоро она убедится в правоте подруги. Жалобами на столовую ее засыпали уже на следующий день: сначала обслуга, потом вожатые. Сама же она, отведав подгорелой картошки и прокисшего супа, почему-то не значившихся в меню, решила добиться справедливости, отправившись к заведующей производством. Увидев моложавую женщину с короткой стрижкой, она улыбнулась:
– Вы Ирина Петровна?
Та не проявила к знакомству никакого интереса, буркнув:
– Ты-то кто такая? Чего надо?
Такое неуважение со стороны подчиненной вызвало растерянность:
– Я заместитель директора по воспитательной работе.
Бородина кивнула:
– Ну?
– Хочу разобраться со своим питанием.
Тонкие губы скривились в улыбке:
– Валяй, разбирайся.
– Почему меня так отвратительно кормят?
Узкие глаза с азиатским разрезом полыхнули злобой:
– Что ты мелешь?
– Не смейте так разговаривать со мной, – вспыхнула Прохоренко. – Я все-таки не последний здесь человек.
– Да… я на тебя хотела, – Ирина Петровна демонстративно отвернулась от заместителя директора. – И запомни: для меня существует только один начальник – Терлецкий, и только его приказы я намерена выполнять.
– Значит, меня будут кормить объедками до особого распоряжения Максима Петровича?
– Никакими объедками тебя не кормят, – отозвалась Бородина. – Иди проспись, придурочная.
Виталина начала задыхаться, пытаясь ответить, однако спазмы сдавили горло. Толкнув ее толстым бедром, Ирина Петровна прошествовала к своему столику и уселась за него, скрестив руки, всем видом показывая: она не желает разговаривать с незначительным человеком. Прохоренко решила обратиться к директору лагеря. Алексей Викторович, вальяжно развалившись в кресле, увидев непрошеную гостью, недовольно буркнул:
