Глядя на трясущиеся руки сестры, Лидия побледнела:
– Что случилось?
– Подслушала разговор Смурова и Зайцева, – заместитель директора залпом выпила лекарство. – Это ужасно, Лида, – женщина собиралась еще что-то добавить, однако в дверь постучали.
– Виталина Витальевна! Вы где? – раздался недовольный голос директора.
Заместитель спокойно открыла дверь:
– Я вас слушаю.
– Немедленно идите во второй корпус и разберитесь, что там происходит! – заорал было мужчина. Но осекся, натолкнувшись на ледяной взгляд Прохоренко.
– Не надо кричать, – перебила она его. – Держите себя в руках.
Алексей Викторович шумно вздохнул:
– Я и сам бы рад не нервничать, но только что позвонили из второго корпуса: там завязалась настоящая драка между вожатыми и детьми шестидесятой школы-интерната. Вы должны немедленно пойти туда.
– Я? – раньше Лидия не замечала такого уверенного тона сестры в разговоре с директором. – Но если там действительно серьезная потасовка, что может сделать хрупкая женщина? – Было видно: она ему не верит. – Почему вы не позвоните охране?
– Уже позвонил, – он словно сдался под ее напором. – И очень прошу вас проехать со мной.
– Так вы тоже едете на место происшествия? – удивилась женщина. – Надо же, в кои-то веки.
Он побагровел:
– Сейчас не время для иронии. Обстановка очень серьезная.
– Тогда я с вами, – бросив взгляд на сестру, Виталина едва заметно улыбнулась. Тогда Лидия не знала: это была ее последняя улыбка.
Прохоренко вернулась в комнату уже под вечер, держась за сердце, и сразу же легла на кровать. Сестра подбежала к ней:
– Тебе плохо?
– Наверно, я сегодня перенервничала, – женщина с усилием разомкнула посиневшие губы. – Столько всего за один день.
Лидия кивнула:
– Еще эта драка.
– Драки не было, – прошептала замдиректора. – Зайцев просто хотел выманить меня из комнаты.
Коробова побледнела:
– Он угрожал тебе?
Виталина усмехнулась:
– Пытался задобрить, накормив шикарным ужином в нашей столовой. Представляешь, сама Бородина обслуживала меня, интересуясь, довольна ли я едой. И все потому… – Прохоренко схватилась за грудь. – Как больно!
Лидия засуетилась:
– Дать лекарство?
Заместитель директора попыталась приподняться, но не смогла.
– Похоже, от лекарства будет мало толку, – она вздохнула. – Вызови «Скорую». И помни… – ее дыхание стало прерывистым, – если я не выкарабкаюсь, значит, он убил меня, а Ирина помогала ему. Я поплатилась за подслушанный разговор…
Больше сестра не сказала ни слова. Потеряв сознание, она так и не пришла в себя. «Скорая», как обычно бывает в таких случаях, приехала слишком поздно. Впрочем, Коробова не исключала вариант, что Зайцев, связавшись с медиками, попросил их задержаться. У этого человека на побережье Черного моря все было схвачено. Когда врач констатировал смерть, обезумевшая от горя Лидия Витальевна, выбежав в холл, крикнула стоявшим в сторонке вожатым, указывая на сидевшего в кресле Зайцева:
– Если этот негодяй будет утверждать, что Виталина Витальевна умерла от инфаркта или еще какой-нибудь хронической болезни, не верьте. Ее отравили!
Испуганные студенты замерли, напоминая восковые фигуры. Алексей Викторович побледнел.
– Ты уволена, старая сука, – прошептал он, с ненавистью глядя на Коробову. – С этой минуты чтобы духу твоего не было на территории лагеря!
– Я и сама тут не останусь, – заверила его администратор, круто развернулась и отправилась собирать вещи.
Выслушав ее рассказ, Катя и Константин с состраданием посмотрели на гостью:
– Сколько же вам пришлось вынести!
Женщина кивнула:
– И сколько еще предстоит. Вы думаете, я на этом остановлюсь?
– В больнице сделали вскрытие? – спросил Скворцов.
– Да, по моей просьбе. – Лидия вздохнула. – Как вы понимаете, причиной смерти объявили инфаркт.
– А вы категорически отрицаете это? – Зорина положила руку ей на плечо. – А если ваша сестра действительно перенервничала в тот день? Вы же сами сказали, что она периодически принимала корвалол?
– Вряд ли вы считаете его серьезным лекарством, – усмехнулась Коробова. – Впрочем, если и так… Еще в институте Виталина серьезно занималась плаванием, выступая за сборную города. В свои пятьдесят два она каждый день плавала стометровку. Неплохо для человека с больным сердцем, как по-вашему?
Супруги переглянулись. Лидия Витальевна добавила:
– Вероятно, у нее и случился инфаркт, однако ей его организовали. Я уверена: как писатель детективов, ведущая криминальной хроники и милиционер вы можете привести несколько способов, как это сделать.
– Точно! – восхитился оперативник.
– Сестра в тот день не ужинала вместе со всеми, – напомнила бывшая администратор. – Бородина приготовила для нее отдельно. Вот почему версия отравления более чем убедительна. Вы подскажете, как действовать дальше, чтобы добиться справедливости?
Скворцов пожал плечами:
– Естественно, идти в прокуратуру. Только не вздумайте оповещать об этом Терлецкого или Зайцева. Если у них, по вашему выражению, все схвачено, вам останется принять поражение.
– Я об этом уже думала, – Коробова сжала кулаки, поднимаясь со стула. – Спасибо за угощение. А теперь я немного посплю.
Проводив гостью в приготовленную комнату, Катя вернулась к мужу:
– Что ты об этом думаешь?
– Не знаю, – ответил супруг. – Честно говоря, меня очень смущает, что дело происходит в лагере. Откуда здесь такой криминал?
– Темные делишки могут вершиться везде, – возразила Зорина. – Не забывай: Лидия не раз подчеркнула – дети детдомовские. Директор лагеря, равно как и директор детдома, может делать с ними все, что угодно. Кто за них заступится? Кто проконтролирует действия администрации?
– Позволь с тобой не согласиться, – покачал головой муж. – В «Лагуне» полно персонала, нанятого, кстати, с помощью Интернета, а не подобранного хозяином и тщательно проинструктированного. Воспитатели и вожатые заметили бы что-то неладное.
– Воспитателей я бы вообще не брала в расчет, – возразила Катя. – Вот уж кто вполне может быть, как ты выразился, проинструктированным. Возможно, все они проверены временем и связаны одной цепью, как поется в песне. Что касается вожатых… Вряд ли они глубоко вникают в лагерные проблемы. Эти молодые люди приехали к морю, фактически попав на курорт, безумно дорогой для кошельков их родителей, и трясутся за свое пребывание и жалкую зарплату.