Зорина отметила про себя логичность его рассуждений.
– И все же я должна подумать, – проговорила журналистка.
Мужчина пришел в отчаяние.
– Только, умоляю, недолго, – попросил он. – Скоро приедет Вера, и тогда я окажусь под таким контролем, что вряд ли смогу с вами общаться.
– Я постараюсь, – пообещала Зорина. – Но сами мне не звоните.
– Я сделаю все, что вы мне скажете.
Какое-то шестое чувство говорило девушке: ему следует верить. Однако осторожность никогда никому не мешала.
– Ваш рассказ произвел на меня большое впечатление, – журналистка достала платок и стерла с верхней губы капельки пота. – Я посоветуюсь с мужем, и мы свяжемся с вами. Пока не предпринимайте никаких действий.
– Хорошо.
– До свидания.
Она отключилась, оставив собеседника наедине с его тяжелыми мыслями. Положив телефон на полку, Геннадий выглянул в окно, намереваясь отвлечься от нахлынувших невеселых дум. Прямо под окном его номера маленький мальчик ковырял землю бутылочным осколком. Врач улыбнулся ребенку, который внезапно поднял голову и подмигнул Молчанову.
– Как тебя зовут?
Ребенок серьезно посмотрел на мужчину, поднял вверх зеленое стекло и вдруг в мгновение ока полоснул им по локтевому сгибу. Темная кровь фонтаном хлынула из раны. Страшно закричав, Геннадий бросился вниз по лестнице.
– Мне очень жаль, что наш Вася вас так напугал, – на лице Зайцева не было ни малейших признаков волнения, – следовало вас предупредить о наших воспитанниках. Вы врач и знакомы с такими диагнозами, как шизофрения и олигофрения, не так ли?
Молчанов кивнул. Алексей Викторович развел руками:
– Вот почему иногда с ними случаются подобные происшествия. Васенька режет вены уже четвертый раз, причем абсолютно без всякого повода.
Губы врача затряслись:
– Неужели нельзя организовать таким детям необходимый контроль?
Директор «Лагуны» рассмеялся:
– Странный вопрос. По-вашему, это возможно?
– Конечно.
Зайцев с любопытством посмотрел на собеседника:
– Тогда подскажите, каким образом.
– Увеличить количество вожатых и воспитателей.
Алексей Викторович усмехнулся:
– Сколько их ни нанимай, все будет мало. А вот вожатую отряда Васи я накажу.
Тут пришел черед удивляться Молчанову:
– Но ведь она же девчонка, студентка, не имеющая ни педагогического, ни медицинского образования, – он почти перешел на крик. – Кроме того, у нее еще четырнадцать таких же.
Зайцев пожал плечами:
– Надо же кого-то наказать.
– Так почему же не воспитателя? – не понял Геннадий.
Алексей Викторович, не торопясь, налил себе в бокал виски:
– Ты действительно этого не понимаешь?
Врач отрицательно покачал головой.
– Тогда я объясню, – Зайцев отхлебнул из бокала. – Воспитатели помогают нам делать деньги. Думаешь, только ты видишь некоторые нарушения? Ошибаешься, они тоже видят, но молчат.
Геннадий все еще непонимающе смотрел на собеседника:
– То есть как?
– Если они раскроют рты, их детские дома и школы-интернаты не только перестанут сотрудничать с нами, но и, скорее всего, сообщат куда следует, – пояснил директор. – В результате чего мы потеряем кучу денег, а детки, между прочим, не станут здоровее, послушнее и защищеннее, какие бы условия им тут ни создавали. Вот почему мы смотрим сквозь пальцы на то, что воспитатели приезжают сюда отдыхать и совсем не занимаются детьми. На всякий пожарный у нас уже имеются крайние.
– Вожатые, – с болью в голосе сказал Молчанов.
– Ты неимоверно догадлив, – Зайцев отставил бокал в сторону.
– Значит, им должны хорошо заплатить, выдать премии.
Директор «Лагуны» чуть не подавился, рассмеявшись:
– На них мы тоже зарабатываем. Какие там премии! Верка, я думаю, продолжит политику Терлецкого. Тот в конце сезона всегда находил, за что наложить на несчастных штрафы. Вот увидишь, они уедут домой почти без копейки.
Молчанов сжал губы:
– Это чудовищно.
Алексей Викторович развел руками:
– Это бизнес, малыш.
– Ты хочешь ему помочь? – Костик, слушая жену, пил ароматный чай. – Каким же образом?
– Не знаю, – Зорина пожала плечами.
– Теперь ты в нем не сомневаешься?
Растерянный взгляд Кати сказал ему о многом.
– Ты боишься, что пожалеешь, поступив так или иначе, – кто, как не он, понимал эту женщину с полуслова. – У меня есть одно предложение. Почему бы нам не подключить моих ребят? Имея дело с уголовщиной, так или иначе придется просить у них помощи. Лица-то ведь все приреченские.
Журналистка повеселела:
– Точно! Ты у меня умница!
Обняв Скворцова, она протянула ему телефон.
– Прямо сейчас? – он недовольно покосился на недопитую чашку.
– Чем скорее, тем лучше.
Оперативник рассмеялся:
– Слушаюсь, мучительница!
Приреченск
Распарившаяся на небывалой июльской жаре, Лариса лениво потянулась к окну:
– Ой, мальчики, сегодня я растаю, как мороженое.
– Вот будет картинка! – красный от загара Киселев похлопал подругу и коллегу по плечу. – Лариска потечет! На это стоит посмотреть!
Кулакова недовольно посмотрела на него:
– Чем трепаться, сбегал бы лучше за мороженым.
Павел почесал затылок:
– Слушай, а это идея! Пойду найду Петра.
– Вот хитрюга! – рассмеялась оперативница. – Нет чтобы самому сходить.
– Я уже не в том звании, – рассмеялся Павел. – Что за черт?
Звонок мобильного прервал его на полуслове.
– Алло? Да, я. Костик, это ты? Привет! Да, тут сидим с Лариской. Как всегда.
Кулакова заулыбалась, делая приятелю знаки, чтобы передал от нее привет.
– В настоящее время она усиленно машет руками, мечтая с тобой пообщаться, – спокойно сказал Павел. – Однако я ей этого не позволю. Как отдыхаешь? Так и знал, что прекрасно. А у нас тут парочка нераскрытых убийств. Смогу ли я вам помочь? Неужели Катерина опять влипла в расследование? Ну дает! Конечно поможем, для чего же тогда существуют друзья?
Видимо, Костик разразился потоком благодарностей. Потому что Павел, усмехнувшись, прервал его:
