– Мой отряд получил задание нарисовать портрет интересного и душевного, по их мнению, человека. Пара девчонок изобразила Терлецкого, который, приезжая, порой совал им деньги. Остальные – его, – она порылась в сумочке и извлекла листок бумаги. – Вот вам и портрет.
Катя взяла в руки рисунок:
– Кому-нибудь знаком этот человек?
Лидия Витальевна не оправдала ее надежд:
– Никогда его раньше не видела.
– А почему он запал в душу детям? – спросил Костя.
Таня развела руками:
– Они сказали: он разговаривал с ними так, как никто в жизни. Как именно – нам с вами не понять.
– Нет, кое-что понятно, – промолвила журналистка. – Наверняка он сам воспитанник детского дома.
– А вот это уже теплее, – обрадовался Скворцов. – Теперь можно садиться за компьютер и стучать нашим Юстасам от Алексов, прося оказать помощь в розыске данного господина. А его портретик я отправлю по факсу.
Приреченск
Получив новые данные от товарищей, Лариса обратилась к Прохорову:
– Петя…
– Да понял я все, – пробурчал молодой коллега, изображая недовольство, но на самом деле прекрасно понимая: найти узкоглазого предпринимателя, вкладывающего деньги в детские дома и некогда являвшегося воспитанником одного из них, большого труда не составит. Действительно, он порадовал отдел оперативностью уже через час.
– Если бы не пробки, я бы примчался раньше, – пояснил он, раскладывая на столе снимки. – Этот?
Киселев и Кулакова пристально посмотрели на фотографии. Сомнений ни у кого не осталось.
– Его узкие зенки и тонкие губы, – прокомментировал оперативник, – трудно с кем-либо перепутать. А кто это, Петюня?
– Руслан Башаев по кличке Монгол, – Прохоров постучал пальцем по физиономии преступника. – Вор и убийца, один из влиятельных криминальных авторитетов Котово, выходец из шестого детского дома в прошлом, а в недавнем настоящем – успешный предприниматель.
Лариса и Павел переглянулись:
– Почему в недавнем?
Петя усмехнулся:
– Жизнь людей такого уровня полна опасностей. Не мне вам объяснять, дорогие коллеги. Месяц назад в шикарной квартире Башаева на Ленинградской произошел пожар.
Кулакова ахнула и прикрыла рот ладонью.
– Как же мы сразу не догадались, кто это, – она повернулась к Киселеву. – Ладно, у меня память девичья, но ты-то, матерый волк!
Оперативник смутился:
– Теперь припоминаю. Все из-за того, что мы вместе с нашими дружками из прокуратуры поспешили закрыть дело.
– Все из-за того, – ехидно уточнил Прохоров, – что никому не хотелось расследовать убийство криминального лидера. Именно убийство, а не несчастный случай, помните?
Лариса развела руками:
– Труп не успел сгореть к нашему приезду. Потерпевший был убит ударом в сердце. Пожар был явно организован: очаг возгорания находился в середине гостиной. Кто-то заботливо полил Монгола бензином.
Киселев кашлянул:
– Вот именно.
– Одно задание мы выполнили, – Лариса села за стол и взяла папку, – а вот и второе. Я ведь тоже без дела не сидела. Смотрите, какую характеристику прислали мне наши коллеги на американцев, усыновлявших детей из шестого детдома. Читайте, мальчики, внимательнее. Кое-что спрятано между строк.
Павел и Петя ахнули.
– Скорее свяжись со Скворцовым! – крикнул Киселев подруге.
Южный берег Крыма
– Вот теперь в нашем деле наступает развязка, – Катя и Геннадий сидели в парке за раскидистой магнолией. Константин бродил неподалеку, в случае чего готовый подать знак.
– Что я должен делать?
Зорина положила руку ему на плечо:
– Гена, только вы способны заставить бандитов разговориться. Сегодня сюда прибудут наши товарищи, которые обеспечат вместе с нами вашу безопасность, однако полной гарантии вашей неуязвимости я дать не могу. Но мы должны поторопиться, промедление в этом деле подобно смерти.
Врач кивнул:
– Я согласен на все. Понимаете, если не получится вернуться к нормальной жизни и возвратить Виту, мне незачем продолжать дальнейшее существование.
Журналистке стало жаль этого случайно запутавшегося человека.
– Все должно получиться, – попыталась она его успокоить.
– Будем надеяться. Так что мне делать?
Катя наклонилась к нему и зашептала, давая указания.
– К операции необходимо приступить как можно скорее.
Верный своему решению отомстить, Аслан Мамедов еще раз попробовал позвонить Зайцеву и поговорить о возврате денег, однако тот продолжал изображать оскорбленную невинность, готовя «обидчику» сюрприз. Трое парней с диагнозом олигофрения уже собирались навестить Мамедова. Подкупленный мент Шевков должен был случайно стать свидетелем «избиения» подростков и надеть на горячих восточных мужчин наручники. Продуманный план сорвали ничего не подозревающие вожатые. Физрук Максим, получивший от воспитательницы приказ следить в оба за этими тремя, увидел, что они намереваются покинуть территорию лагеря.
– Эй, вы куда?
Зайцев не предупредил воспитанников о конфиденциальности. Впрочем, если бы даже между ними и состоялся такой разговор, дети, страдающие плохой памятью и слабоумием, тут же забыли бы о нем. Осклабившись, маленький щербатый Игорь прошепелявил:
– Идем к татарам.
– Зачем?
Подросток бесхитростно ответил:
– Действовать им на нервы.
Максим побледнел:
– Быстро назад!
Детдомовцы заартачились:
– Эй, нам шеф приказал!
Подобные отмазки студент слышал каждую минуту, поэтому, схватив щуплых мальчишек за шкирки, поволок их на спортплощадку, где начинались соревнования по волейболу.
Мамедов так и не узнал, что его ожидало. Скрипя зубами, татарин связался с подельниками.
– Сегодня ночью, – дал он сигнал к действию. Через десять минут, обсудив с собеседником план операции, мужчина подошел к зеркалу, с сожалением глядя на свое отражение.
– В конце концов, я давал им шанс, – печально проговорил он.
В полночь сторонники Мамедова, нейтрализовав охранников, обнесли «Лагуну» колючей проволокой и, облив бензином землю возле корпуса, подожгли. В планы нападавших не входило массовое убийство, поэтому они помогали спасаться женщинам и детям. Лагерь сгорел дотла, унеся жизнь только одного человека – директора Зайцева. Как и почему вдруг заклинил замок его шикарного кабинета, не удалось докопаться лучшим следователям, приехавшим из Киева. Дело о пожаре закрыли быстро. Во-первых, никто не хотел связываться с местными воинствующими жителями, во-вторых, персонал ненавидел Алексея Викторовича и радовался своему избавлению. Особенно ликовали детдомовцы. Они уже давно считали дни до отъезда.
